— Что? — спросил он, не глядя на нее. — Я занят.
— Да, я это вижу.
Она чувствовала себя незваной гостьей, но все равно подошла к нему. Возможно, он отошлет ее, но ее желание вернуть близость этого дня сделало ее упрямой. Кроме того, если бы она колебалась каждый раз, когда рисковала потерпеть неудачу, она была бы похожа на маму и оставалась бы в постели весь день.
Наконец, он пошевелился и, прищурившись, осмотрел ее. Ее тело отреагировало на его взгляд, но она попыталась это проигнорировать. На этот раз она пришла сюда не за этим.
— Вот же уродливый ночной жаке, — сказал он. — Зачем ты его вообще купила?
— В основном, из соображений тепла и практичности.
Со стороны Джошуа, решила она, это было почти что приглашением остаться. Поэтому она поправила лацканы его халата, ее пальцы скользнули по теплому шелку, а костяшки пальцев коснулись его твердой груди.
— Как прошел твой день? — спросила она.
— Ты снова вежливо со мной разговариваешь? — спросил он. — Если ты пришла соблазнить меня, так, черт возьми, и скажи.
Но он не отодвинулся. Его взгляд опустился на ее губы, прежде чем остановиться на чем-то за ее плечом. Она подавила желание обвить руками его шею, вдохнуть его чистый, пряный аромат, снова ощутить вкус его губ, прижаться к нему всем телом.
— Я пришла поговорить об Айзеке, — сказала она.
При этих словах он отстранился, но она схватила его за лацканы, и он вернулся к ней. Это было похоже на награду. Она положила ладони ему на грудь. Тепло его кожи передалось ей, и она услышала биение его сердца. В ответ ее собственное сердце забилось быстрее, и она напомнила себе, что нужно дышать.
— Я не хочу говорить об Айзеке, — сказал он. — Я хочу поговорить о твоем ночном жакете.
— Мой ночной жакет не имеет значения. Твой брат имеет.
— Нет. — Он нахмурился, глядя на ее ночной жакет, как будто это была головоломка, которую ему предстояло решить. — У тебя неправильные приоритеты.
— Он сказал мне, что ищет твоих маму и сестру. Я и не подозревала, что ты ничего не слышал о них после того, как они уехали.
— Все уехали, — пробормотал он. — Я думаю, что это бант его уродует.
Он потрогал обидевший его бант, и костяшки его пальцев коснулись нижней части ее подбородка. Дрожь пробежала по ее спине и остановилась внизу живота.
— Он, должно быть, царапает твой подбородок. Это совершенно нелепо.
— Ткань мягкая. Меня это совсем не беспокоит.
— А меня беспокоит.
Он потянул за бант, и она почувствовала, как он ослабевает. Он раздевал ее! О, небеса. Она снова вспомнила о его семье, это было важнее, чем соблазнение. На данный момент.
— Должно быть, тебе было трудно, — с трудом выговорила она. — Когда твоя мать уехала, не попрощавшись.
Вся его энергия была направлена на то, чтобы развязать этот бант.
— Ее только что понизили из графини в любовницы. Забавно, как женщины расстраиваются из-за таких вещей. Ну вот, без этого банта гораздо лучше. — Он расправил ворот ее ночной рубашки. Его руки на мгновение задержались в дюйме от ее груди. Но если он это и заметил или ее прерывистое дыхание, то не подал виду.
— Черт возьми, — продолжил он. — Есть еще завязки
— Да, это чтобы жакет не развязался. В этом смысле они очень полезны.
— Нет, они совершенно неудовлетворительны.
Его ловкие пальцы развязали еще одну завязку, и еще, и еще. Каждый раз, когда он развязывал бант, у нее перехватывало дыхание, вызывая еще большее желание на поверхности ее кожи. Она взяла себя в руки.
— И подумать только, твоей сестре было всего четыре, когда ты видел ее в последний раз, — продолжила она. — Мириам — такое красивое имя.
— Ты же понимаешь, что я в курсе всей этой информации.
— Ты, наверное, забыл об этом. У тебя избирательная память.
— Вот так.
Его руки скользнули по ее плечам, чтобы раздвинуть ночной жакет, и задержались там, тяжелые и теплые. Его глаза горели, когда он окинул ее взглядом, с жаром, который не имел ничего общего с огнем, с жаром, который пронесся по ее телу. Она неловко поерзала и неуверенно опустила взгляд. Ее ночная рубашка не была нескромной, но ее верхний край прикрывал округлость груди, а ткань была тонкой, что означало… О боже. Она попыталась скрестить руки на груди, но он, как всегда, быстро схватил ее за запястья, прижав их к бокам.
— Нет, нет, — сказал он, лукаво оглядывая ее. — Я решил, что твой ночной жакет мне нравится гораздо больше, когда он расстегнут.
Когда его глаза снова встретились с ее, они были игривыми и пристальными одновременно. Она облизнула внезапно пересохшие губы и попыталась заговорить снова.