Вообще-то Международный день защиты детей отмечается 1 июня, но лично у меня эта официозная дата, назначенная какой-то бюрократической инстанцией, эмоций не вызывает. Никакого особенного порыва кидаться на защиту детей не возникает, потому что ни с каким событием 1 июня не ассоциируется.
Иное дело 16 августа, отмечаемое как День детей в Парагвае. Парагвайцам есть что вспомнить, а нам всем — над чем задуматься.
В этот день в 1869 году произошло сражение при Акоста-Нью, не имеющее аналогов в истории. Даже Крестовый поход детей не идет ни в какое сравнение с этим ужасом.
Парагваем правил полоумный диктатор Лопес, затеявший войну со своими соседями. На этой войне Лопес угробил всех взрослых мужчин своей маленькой страны, но на этом не остановился и призвал в армию детей — мальчиков вплоть до девятилетнего возраста.
На равнине Акоста бразильско-аргентинская армия сошлась с парагвайским войском и уничтожила его почти поголовно. Мальчишки плакали, умоляли о пощаде, но не получили ее. Потери победителей составили сорок шесть взрослых, в основном погибших от случайных выстрелов; потери побежденных — четыре тысячи детей, защитить которых было некому.
Мне кажется, это событие не парагвайского, а общемирового значения. День, который забывать нельзя.
Вот тема, над которой сегодня есть повод поразмышлять.
Это день, когда умер прусский король Фридрих Великий (1712–1786). «Великим» его прозвали еще при жизни, потому что он был очень воинственным, что-то там завоевал, участвовал в куче сражений и угробил бессчетное количество солдат.
Прозвище королю очень нравилось. Он с удовольствием совершил бы еще что-нибудь такое же великое, но после неудачной Семилетней войны (1756–1763) ресурсов для большой драки у Пруссии уже не было, и двадцать с лишним лет, до самой смерти, его величество скучал, хандрил и писал трактаты, чтобы потомство помнило, какой он был великий и чтоб немцы вечно благодарили его за боевую славу и за присоединенную Силезию. «Я — история самого себя», — говорил старый Фридрих.
И вот он помер 17 августа 1786 года, умученный подагрой и геморроем. Завещал похоронить его рядом со своими собаками — только их всегда и любил.
Шли десятилетия, потом века. Былые победы позабылись, Силезия стала польской, но народная тропа к могиле короля не зарастает.
Вот как сегодня выглядит гробница Фридриха Великого:
На ней всегда лежит картошка. Потому что из всех свершений короля потомки больше всего ценят одно, совершенно невоинственное.
В молодости Фридрих научил пруссаков выращивать картофель. Это и стало самым великим его достижением, за которое потомки королю глубоко благодарны.
Дон Базилио в «Севильском цирюльнике» поет:
Это прямо про бедного Антонио Сальери (1750–1825), который, кстати говоря, дружил с Бомарше и даже написал в тандеме с ним оперу.
Вполне достойный был человек и превосходный композитор, высоко ценимый современниками. В двадцать четыре года за талант был назначен придворным композитором, а затем и капельмейстером императора Иосифа, оставил богатейшее музыкальное наследие, с Моцартом находился в отличных отношениях и помогал его вдове.
Черт знает, откуда пополз навет, что он отравил Вольфганга-Амадея. Какие-нибудь враги, завидовавшие карьере Сальери, запустили эту клевету. Это она отравила последние годы жизни композитора, доведя его до лечебницы для душевнобольных. А потом некий сочинитель из восточной страны, какой-то Puschkin, увековечил гадкий слух в небольшой пьесе. И память Антонио Сальери навсегда осталась запятнанной. Сто раз исследователи доказывали, что никого он не травил. В 1997 году состоялось даже формальное судебное разбирательство, обелившее имя Сальери. Но спросите кого угодно: «Кто такой Сальери?». И сами знаете, что вам ответят.
Сегодня, в день памяти несчастной жертвы клеветы (Сальери умер 18 августа), послушайте его замечательную музыку и вы поймете, что ее автор никого отравить не мог. Уж особенно Моцарта.