На что надеялся,
Кому он верил
И трепетно боготворил
Кого?
Заснеженные ледники
Кавказа
Ему напоминали
Русский снег,
Равнины, неохватные
Для глаза,
И лунный отблеск,
И саней разбег.
Позванивает колокольчик
Бойко,
И мимо обнищавших
Деревень
Проносится стремительная
Тройка,
Отбрасывая
На сугробы тень.
Из-под копыт летят,
Взрываясь, хлопья,
За перегоном
Скрылся перегон.
Надменная,
Кандальная,
Холопья
Россия погрузилась
В долгий сон.
Все яростней,
Все бешенее кони
Бегут, подхлестнутые
Ямщиком.
Спасаются, как будто
От погони,
В недобром одиночестве
Степном...
Что вспомнилось поручику
В изгнанье?
Над невской далью
Бледная заря?
Трагедия
Декабрьского восстанья?
Трусливая безжалостность
Царя?
Летящий сквозь столетья
Всадник медный?
Смерть Пушкина
И ужас похорон?
Свои стихи?
Они, как залп ответный,
Раздались,
Покачнув державный трон.
Любовь?
Но что от той любви
Осталось?
Она исчезла
Призраком пустым,
Та женщина.
Что ангелом казалась,
Но поступила
По-земному с ним.
Еще, как говорят,
В запасе вечность,
И четверть века
Не прожита им.
А он с тоской
Смертельною
Обвенчан
И собственным бездействием
Томим.
И это не придуманная поза,
Не наигрыш,
Не байроновский жест.
Он слишком чист
Для той житейской прозы,
В которой топчут
Человечью честь.
Но сердце от обид
Не разорвалось,
Глазам не надоела
Синева,
И в нем живет
Мальчишеская шалость
С причудами
Лихого озорства.
И радуется он
Цветку простому,
Воде, что можно
В родниках испить...
Две б жизни на земле
Прожить такому!
Он не сумеет
И одной прожить...
Завистники
Его живьем бы съели
За то, что звездных
Он достиг высот.
С ним рядом ходит
Не один Сальери,
Готовит гибель
И паденья ждет.
Расставлены
Опасные капканы,
И паутину сплетен
Вьет паук,
И пенятся
Гусарские стаканы,
И вертится
Ночей картежных круг.
Как факелы, горят
Селенья горцев
В тревожной непроглядности
Ночей.
И черный дым
Кольцом змеиным вьется
Над кладбищем
Обугленных камней.
Все беспросветно,
Все душе отвратно...
А бабушка,
Не покладая рук,
Хлопочет, просит,
Чтоб опальный внук
По высочайшей милости
Обратно
Вернулся в ненавистный
Петербург...
Черкесский конь
Под ним легко танцует,
А бурка к смуглому
Идет лицу.
Все выше в горы,
Свежий ветер дует,
Все ближе
К злополучному концу.
Среди ущелий,
Богом позабытых,
Он мчится,
Словно ринулся в полет,
И пуля та,
Что для него отлита,
К стволу прижавшись,
Очереди ждет...
А что Мартынов?
Разве в нем таится
Разгадка
Той трагедии большой?
Не он, так подвернулся бы
Другой -
Самовлюбленный, пошлый
И пустой,
С которым все равно ведь
Не ужиться,
Не примириться
На земле одной.
Еще звенело в Пятигорске
Лето,
Еще закат над Машуком
Горел...
Под роковое дуло пистолета
Не на дуэль он шел,
А под расстрел