Я залезла в него с ногами и утонула. Прикрыла глаза. Веки жгло от пролитых и ещё не родившихся слёз.
Дурацкая ночь, дурацкое утро, дурацкое начало новой жизни. Всё это попахивало крахом моих радужных надежд.
У меня есть одно очень ценное качество: я не умела долго унывать. Но сейчас, сидя в медвежьем кресле, хотелось бесконечно жалеть себя и плакать.
Я и не заметила, как снова заскулила.
– Ну точная папильонка, – снова обозвал меня странным прозвищем этот неотёсанный мужлан, затаскивая в комнату мои пожитки.
Чемодан смотрелся в комнате, как инопланетный жирный гвоздь. Не вписывался в интерьер и вообще. Вызывал диссонанс.
– Не смей меня так называть! – взвилась я, вскочила на ноги и ткнула пальчиком в мускулистую грудь. Пальчику стало больно. Я взвыла.
– Ну, ты же называешь меня Орангутаном. А я Ваня.
Им можно сваи заколачивать. Всё бесполезно. Вся моя тонкая ранимость разбивалась о скалу его равнодушного спокойствия.
– Потому что ты такой и есть! – толкнула я его. Но можно было не стараться: непоколебимость – его второе имя. Какой там Ваня!
– Рыжий, что ли? – почесал он пробившуюся за ночь щетину.
Тупой, блин!
– Орангутаны – рыжие, – терпеливо начал объяснять он. – И не самые большие из приматов. Что ты так смотришь, будто у меня рога выросли?
А, он пытается блеснуть интеллектом?! Типа, он умный, а я дурочка?
– Орангутан – и точка! – надула я губы, потому что разговор заходил куда-то не туда. Зачем ему что-то доказывать? Всё равно не поймёт.
– Папильонка, – дёрнул он меня за локон.
Издевается, гад.
Когда я ощущаю бессилие, хочется рвать и метать. Буквально. Именно такой я себя в тот момент и ощущала: маленькой, бесправной, не способной изменить обстоятельства.
Я заметалась по комнате, как дикое, загнанное в угол животное. Под руку подвернулась ваза – монумент бездушной безликости этого жилища. Я позволила себе быть неистовой: схватила её и с чувством грохнула на пол. Ваза не подкачала – разлетелась на кучу мелких осколков.
– Ты с ума сошла? – кажется, мне удалось пробить его толстенную шкуру. Он нависал надо мной скалой – большой, высокий, мощный, опасный. – В чём дело? – хищно сверкнули его глаза.
Он ещё спрашивает?! Тупой бесчувственный болван!
– Я твоя пленница, заложница! – выпалила на эмоциях.
Вышло так себе: истерично и патетично.
– А-а-а, это, – расслабилось вмиг его лицо. – Так никто тебя не держит, дорогая, – скользнула по его красивым губам ленивая ухмылка. – Вон порог. Уходи.
Я проследила за его рукой, что властным жестом указывала на дверь комнаты. М-да, ситуация.
Надо было, конечно, гордо задрать голову и уйти. Но вся печаль в том, что мне некуда уходить. За порогом меня ждала ещё большая опасность, чем этот властный мерзавец…
Глава 7
Решение пришло молниеносно. Я всегда умела находить выход даже в патовых ситуациях.
То, что мысль была плохой, я поняла, когда храбро наступила ногой на осколки. Словно невзначай. Думала, колготки спасут. Ага. Не в этом случае!
– Осторожно! – кинулся ко мне этот двухметровый шкаф. Хороший такой бросок, мастерский. Но было поздно: ступню обожгло болью.
– И-и-и! – завыла я поновой, но уже имея очень законное основание и плакать, и выть, и сетовать на судьбу.
– Эх, папильонка, – покачал головой Орангутан и подхватил меня на руки. Легко, не напрягаясь.
Неожиданно мне понравилось. Всё: и его сильные руки, и то, как уютно, оказывается, свернуться на мужской мускулистой груди, и запах, и даже ворчание.
Орангутан не ругался, а бубнил:
– Ну, как же ты так, а? Подожди, сейчас, всё будет хорошо, не плачь, малышка.
И то, что он меня малышкой назвал, тоже пришлось по душе. В его надежных руках я чувствовала себя защищённой. Настолько, что даже реветь перестала, но на всякий случай жалобно всхлипывала.