Он затащил меня в кухню – в единственную комнату (не считая ванной и туалета), где я не побывала.
– Сиди смирно! – приказал сурово, зыркнул на меня так, что я икнула. Якобы испугалась. Ну, тут главное сыграть несчастную жертву. Вниз я старалась не смотреть. Мне казалось, что кровь из меня выходит по капле, и от этого кружилась голова.
Его сильные крепкие пальцы порвали колготы, я даже взвизгнуть не успела, прошлись по лодыжке, ощупали ступню. Затем он деловито потрогал пятку и выше. Я снова взвыла.
– Молодец, папильонка. Так и дальше поступай: бей всё, что попадается под руки, а потом смело шагай по осколкам. Может, однажды твоя нежная кожа огрубеет и перестанет поддаваться. А пока у нас осколок торчит. «Скорую» вызывать не вариант, сама понимаешь. Но, на твоё счастье, я умею оказывать первую помощь.
– Не надо «скорую», – получилось испуганно и слабо. Как раз то, что надо. Испуг настоящий, а слабый умирающий голос – коронная Шушина фишка. Долго тренировалась перед зеркалом. Теперь могу изображать умирающего лебедя во всей красе, даже не напрягаясь.
– Потерпишь? – ожёг он меня взглядом. Глаза у него какие… красивые. Серые, ресницы пушистые.
Да и вообще. Он ничего так. Симпатичный. Не красавец, конечно, но что-то такое притягательное в этом диком обезьяне есть. Интересно, сколько ему лет?.. На вид он постарше. Мужчина, не зелёный юнец.
В нём не было идеальности черт, как у Яна, например. Но я никогда не падала на красивые мордашки. Не мой стиль, не мой вкус. И ежели его обтесать, облагородить… Стоп, я о чём-то не том думаю. Видимо, кровопускание пошло мне не на пользу.
Голова кружилась, мысли путались. То ли я слишком в образ вошла, то ли действительно мой организм так реагировал на кровопотерю.
Пока я сидела, как птичка на жёрдочке, Орангутан развил бурную деятельность: тазик организовал, ножку мне промыл, стульчик подставил, полотенчико белое, новое расстелил, пинцет откуда-то достал и с видом умного хирурга встал на колени и сжал лодыжку огромной лапой.
– Кажется, мне сейчас станет плохо, – булькнула я и сглотнула вязкую слюну. Короче, вся моя храбрость куда-то подевалась. Какой дурак по осколкам ходит? Уж точно умной меня не назовёшь…
– Потерпи, – поднял Орангутан лицо и посмотрел мне в глаза. – Там фигня вопрос: два неглубоких пореза, я их уже обработал, и осколок торчит. Секунда дела. Я тебя держу, но лучше не дёргайся.
– Я буду кричать, – честно предупредила я.
– Да ори, сколько душе влезет, – щедро разрешил он и одним движением вогнал пинцет чуть повыше пятки. Ну, мне так показалось. Потому что боль была адская. Я визжала, словно меня режут.
– Ну, всё, всё, – крепко держал он мою ногу, хоть я попыталась и вырваться и ударить его, и поливал рану спиртом. Или чем-то ещё забористым – жгло немилосердно.
Затем он ногу забинтовал – умело так, споро, а затем снова взял меня на руки.
– Ты это. Отдохни, что ли. А я приготовлю что-нибудь. Голодная?
В животе согласно завыло. Я ж с вечера ничего не ела. А уже как бы пора. В тот момент я напрочь забыла, что девчонки меня завтраком кормили.
– Значит, голодная, – правильно понял Орангутан вой моего организма и почему-то обрадовался.
Он осторожно сгрузил меня на кровать и заботливо укрыл одеялом.
– Ты поспи пока, ладно? А я сейчас всё уберу здесь. Не прыгай, как коза. Осколки – штука плохая. Я тебе тапочки дам, не ходи босиком, договорились?
Оттого, что он относился ко мне по-человечески, я почувствовала себя свиньёй. С другой стороны, может, и неплохо это я придумала – танцы на осколках кричащего безвкусия, коим вся эта помпезная квартира грешила на все тысячу баллов.
Ну, не то, чтобы всё плохо… Но стиля, вкуса, креатива, тепла тут явно пожалели.
Орангутан явился с пылесосом. Навороченным таким, крутым. Правда, я в них не разбиралась. Вообще чуть глаза на лоб не полезли, когда он вначале крупные осколки веником в совок смёл, а затем этим агрегатом всю комнату проутюжил. Сам. Без помощи прислуги.
В этом месте мои заклёпки дружно покинули голову. Я на такое не способна. Меня не для того холили и лелеяли, чтобы я с пылесосом в руках трудилась!