Затем он улыбнулся, и это изменило все. Я и раньше считала его красивым. Но улыбка этого мужчины был просто уничтожающей. Его темно-каштановые волосы были зачесаны назад. Тяжелые брови подчеркивали его глаза, так похожие на жидкий огонь. Под густыми ресницами сверкало расплавленное золото. Щетина обрамляла его полные губы. Две сексуальные ямочки на его щеках становились глубже, когда мужчина улыбался определенным образом. И он был в смокинге. Высокий, чувственный, смертоносный.
И улыбающийся.
Он улыбался мне?
Я не была уверена, пока не проследила за его взглядом и не поняла, на чем остановилось его внимание, и что заставило его улыбаться.
— Даже не думай об этом, старик, — почти прорычала я и схватилась за дверь, чтобы закрыть ее.
Он остановил меня, бросив сигару на землю. Обхватил меня за талию, снова притянул к себе и одурманил своим богатым ароматом. Я никогда не встречала одеколона, в который хотелось бы окунуться, но его запах вызывал привыкание. Я обвинила аромат в том, что тот отвлек мое внимание, и, прежде чем успела что-либо сделать, кроме как уткнуться носом в его грудь и вдохнуть его, мужчина открыл крышку контейнера и схватил еще кексов. Отступил назад, держа их так, чтобы я не смогла их отобрать.
— Старик? — переспросил он. — Я разберусь с этим позже, но сейчас мне нужна глазурь.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты грубый, властный тиран? — Я нахмурилась. — И прекрати красть мои кексы.
— Меня все так называют, — признал он, небрежно пожав плечами. — Своевольный, требовательный, высокомерный, властолюбивый. — Он сделал паузу. — Но не старик. Это было грубо, Пчелка.
Я постаралась не покраснеть. Это было немного бестактно с моей стороны.
— Как и «Пчелка», — настаивала я.
— Но ты — одна из них. — Он улыбнулся. — Всегда взбудоражена и готова к нападению. Защищаешь свою территорию.
Я приподняла одну бровь, не говоря ни слова.
Он ухмыльнулся, как будто читая мои мысли.
— Ты снова грубишь.
— Но я ничего не говорила.
— Тебе и не нужно. Твои глаза говорят за тебя. — Он нетерпеливым жестом указал на фургон. — Теперь глазурь, — повторил он.
— Я лишу тебя работы, — надменно сказала я. — За то, что преследуешь меня.
Мужчина усмехнулся и низко наклонился, застав меня врасплох, когда снова поцеловал. Один раз. Потом еще раз. Его губы задерживались на моих. Затем отстранился и посмотрел на меня сверху вниз, еще одна улыбка появилась на его губах.
Господи, мне вдруг захотелось обмазать его глазурью и слизать ее. Старик он или нет.
Везде.
Он улыбнулся шире, ямочки на щеках стали еще глубже.
— Ты забавная. Возможно, однажды я позволю тебе это сделать. И опровергну теорию насчет старика, — поклялся он. — Целиком и полностью. — Затем он подмигнул, повернулся и пошел прочь, остановившись, чтобы подобрать свою выброшенную сигару.
Я покачала головой, бормоча что-то себе под нос, смущенная тем, что высказала свои мысли вслух. Обернулась и выругалась, когда поняла, что он забрал весь контейнер с глазурью, оставив только крышку. Мужчина был незаметен и быстр. Как ниндзя. Должна признать, я впечатлена. Для старика он двигался слишком быстро.
Я насчитала еще шесть пропавших кексов.
Шесть!
Как, черт возьми, он умудрился взять шесть?
Его поцелуи не были настолько пьянящими.
Правда ведь?
Я никогда не узнаю.
Поскольку это случилось в последний раз, вопрос так и останется без ответа.
Я уверяла себя в этом.
Мне пришлось выдержать долгий и мучительный ужин, находясь на грани и медленно умирая внутри. Я ненавидела общественные мероприятия и обычно старалась избегать их, потому что была застенчивой от природы, а сидеть с группой незнакомых людей было для меня тяжело. Исключение делалось только для свадеб, когда подавался один из моих тортов. Обычно невеста была рада, если я сидела на кухне или в другом месте и присматривала за тортом, пока не наступало время убедиться, что он подан правильно, но Каролина настояла, чтобы я сидела с гостями. Я привыкла к более непринужденной одежде, и мое платье казалось чужеродным на моей коже. Материал свободно облегал ноги. Голые руки были прохладными, и сотни раз мне хотелось дернуть за вырез, но я заставляла себя сидеть спокойно. Когда собиралась, платье казалось мне красивым, но сейчас выглядело простоватым по сравнению с блеском и переливами платьев присутствующих здесь женщин. Некоторые декольте были такими низкими, что почти виднелись соски, а подолы других были такими короткими, что я удивлялась, как они не обнажают ягодицы или даже что-то более интимное. Подол же моего платья опускался ниже колен, вырез был скромным, а рукава-крылышки, которые в магазине казались кокетливыми, теперь выглядели старомодными и нескладными. Даже красивый зеленый цвет казался тусклым. За столом меня почти не замечали, люди вокруг пили, смеялись, уже зная друг друга. Я накинула шаль на плечи, чувствуя себя невидимкой. Мне хотелось уйти, но я наблюдала за тортом, готовая действовать, если кто-то начнет его трогать. Но, кроме восхищенных зрителей, никто к нему не подходил. Как только его разрежут, я была бы свободна. И считала минуты до этого момента.
Я высматривала похитителя кексов, но не видела его. Он должно быть был координатором мероприятий в этом здании, что объясняло его слегка надменную манеру общения и то, что постоянно появлялся рядом. Я ничего не сказала Каролине о том, что снова столкнулась с ним, или о том, что он умыкнул еще кексов. Пришлось бы объяснять, как он меня отвлек, а мне очень не хотелось этого делать.
Я сомневалась, что мы снова столкнемся, так что не было смысла портить ему карьеру. К тому же, у меня были лишние кексы, так что ничего страшного не произошло.
Так я говорила себе.
Его талантливый рот тут ни при чем.
Совсем не при чем.
После речей и первого танца я направилась в угол и наблюдала, как делаются постановочные фотографии, как снимается торт на пленку, а потом помогала персоналу нарезать его и перекладывать на тарелки, чтобы отправить на столы. Когда все было готово, я вздохнула с облегчением и грустью. Столько работы, которая так быстро исчезла. Я услышала положительные комментарии об угощении, которые заставили меня улыбнуться, и поболтала с несколькими людьми, которые подошли ко мне, чтобы выразить свое мнение о моем творении. Я очень надеялась, что все это даст мне больше работы, и дала свой номер четырем парам, у которых намечался юбилей, и нескольким пожилым мамам и папам, дети которых собирались под венец.
Сотрудники убрали последние куски торта и увезли стол на кухню. После того, как они все уберут, я должна буду забрать последние многоразовые принадлежности, а затем буду свободна и смогу уйти. Мне пришлось дать персоналу немного времени, чтобы сделать это.
Оркестр снова заиграл, и я выскользнула на балкон, наслаждаясь прохладным воздухом и тишиной. Облокотилась на перила с видом на пруд, изящные дуги фонтана меняли цвет, создавая рябь на поверхности воды.
Заиграла песня, и я закрыла глаза, мягко отбивая ритм пальцами по железным перилам. Затем начала напевать, слова и мотив четко звучали в моей голове. И тихонько подпевала, легко подбирая ноты. Я любила петь. Когда занималась выпечкой, у меня всегда играла музыка, и я постоянно подпевала, благодарная за то, что осталась одна и могу это делать. Напряжение в моих плечах ослабло. Я погрузилась в мелодию, пальцы рук и ног отстукивали ритм.
Не было никакого предупреждения, только внезапное ощущение напряженности за моей спиной. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Дыхание участилось.
А потом он оказался рядом.
Его грудь прижималась к моей спине, его манящий аромат окутал меня.
— Ты должна танцевать.
— Я... я не танцую.