Я взвизгнула, а потом захохотала, привлекая внимание абсолютно всех, кто находился поблизости. Но уже было все равно. Почему-то в этот момент, всё, что имело для меня значение, — это улыбка Дока, в которой сквозили неподдельная радость и спокойствие. Ведь мы это заслужили. Хоть на краткий миг.
Он аккуратно поставил меня на ноги и прошептал:
— На счет три — бежим.
Не успела я ничего понять, как Док схватил первую попавшуюся булку со стеллажа, вцепился в моё запястье и крикнув «три» мы с ним рванули через кассы под недовольные возгласы охранников и наш дикий смех.
Я напрасно хочу не любить, —
И, природе покорствуя страстной,
Не могу не любить,
Не томиться мечтою напрасной.
Чуть могу любоваться тобой,
И сказать тебе слова не смею,
Но расстаться с тобой
Не хочу, не могу, не умею.
А настанут жестокие дни,
Ты уйдёшь от меня без возврата,
О, зачем же вы, дни!
За утратой иная утрата.
Сологуб Ф. К.
Глава 15
Глава 15
Осень нехотя отдавала свои права приближающейся зиме: тяжелые серые тучи заволокли всё небо и пара первых снежинок, что успели упасть, были тому подтверждением. И, конечно же, ещё люди, что старательно кутались в шарфы, воротники курток, от холодного ветра, в желании побыстрее добраться до дома, где их ждал тёплый и мягкий плед и кружка горячего чая с лимоном и одной ложкой сахара. И тогда, даже самая пасмурная и серая осень приобретала цвета уюта и тепла.
Но не для меня.
Я помню всё это из своих воспоминаний и не более того. Мне теперь не было холодно, от слова совсем, и от того не сразу поняла, почему люди на заправках или в том же самом торговом центре, смотрели на нас с Доком как на дикарей. Ведь на их фоне мы выглядели почти голо, чем привлекали внимание ещё больше, чем хотелось.
Температура тела охотника 39 градусов. И когда я, сделав свое «открытие» о погоде, спросила Дока, не холодно ли ему, он ответил кратко: «Терпимо». По его венам течет горячая кровь, а не моя ледяная, даже в этом плане он больше похож на человека, имеет те же биологические и физиологические потребности, чему сейчас я нехотя завидовала. И словно в подтверждении моих мыслей, в горле начинал разрастаться слабый, но уже достаточно ощутимый пожар. Я давно не питалась. Мне всё еще была противна мысль о способе поддержания моей жизни, поэтому, пока была такая возможность, я прогоняла прочь всякие образы о том, чтобы прокусить кому-нибудь артерию.
Док проспал около четырёх часов на неудобном сидении нашего авто, и сразу после его пробуждения мы продолжили путь. Он хотел скорее обеспечить нам безопасность, добравшись до бункера. Хотя, честно говоря, предстоящая встреча с охотниками меня пугала. Единственные охотники на нечисть, помимо Дока, с которыми мне довелось познакомиться, сейчас предположительно преследуют нас, требуя возмездия.
Когда быстро сменяющийся, но хмурый пейзаж за окном мне изрядно надоел, я принялась рассматривать Дока. По всей правой руке у него был набит целый цветник. Пусть, треть сейчас была прикрыта рукавом футболки, я всё же помнила каждый из цветков. И если моё любопытство требовало его ублажения, то держать язык за зубами было бессмысленной затеей.
— Эти цветы … — мой голос резко разрушил тишину, — что-то значат для тебя?
— Охотники не набивают татуировки на своём теле в качестве бессмысленных картинок, — Док, придерживая руль одной рукой, провёл другой несколько раз по татуировкам, словно избавляясь от зуда, от памяти, которую они могли вызвать.
Крупные капли дождя затарабанили по крыше.
— Я бы попросила тебя рассказать о них, но если это очень лич…
Не успела я договорить, как Док покачал головой, как бы говоря: «Нет, всё нормально».
— Вот эти нежно-розовые цветы, что начинаются от моего запястья –азалия. Они символизируют печаль. Рядом, почти вплетенные в них маленькие голубые — незабудки. Это память. Память о…
— О твоих родных? — догадалась я и сердце сжалось от этой догадки, когда Док кивнул.
— Розовые и голубые… Эти цветы стоят по сей день на их могилах.
Его печаль и память навсегда останутся с ним в памяти и сердце. Пройдут года, целые десятилетия, но Док будет продолжать винить себя в смерти дорогих ему людей. И пусть, после той ужасной для их семьи ночи, Док воскрес, но частичка его души все равно умерла вместе с его семьёй.
— Белые гвоздики — успех, красные — победа, — Док удостоверился, что снова привлек моё внимание и продолжил, — Четырехлистный клевер между ними — это символ…
— Удачи? — я не смогла сдержать маленький смешок.
— Всё верно, — Док тоже заулыбался, видя, как поднялось моё настроение, когда мы соскользнули со сложной темы.
— Хоть что-то я знаю, — я развернулась на сиденье к нему полубоком, подогнув одну ногу под себя, — И ты хочешь сказать, что вы — охотники — машины-убийцы, верите в приметы, знаки, что аж набиваете их на своём теле?
— Да, мы сильны, но не бессмертны. Так что… Почему бы и нет, — Док пожал плечами и вдруг внезапно рассмеялся, — один охотник из нашего клана по прозвищу Бурый, прежде, чем выйти на очередное патрулирование, засыпает в свою обувь землю, привезенную специально из краёв, где он родился.
— Что? Зачем?
— Он верит, что это даёт ему сил, — Док пытался говорить, сдерживая новый приступ смеха, — Именно это, а не то, что он раскачал свою мышечную массу до размеров шкафа.
И тогда смех уже трудно было сдерживать нам обоим. Но вдоволь просмеявшись, я решительно ткнула указательным пальцем на последний цветок на его руке, который уже прятался под футболкой.
— Пионы я набил в честь своей подруги Алиши — той самой ведьмы. Её истинная пара — Бес, сказал, что она пахнет для него как букет пионов. И действительно, она стала у меня ассоциироваться только с этими цветами.
— А какие бы цветы ты набил в память обо мне? — спросила я, не подумав и, не успев прикусить язык.
— Никакие.
Вот и всё. Сухо и кратко. Всё веселье в миг выветрилось, будто кто-то открыл окно.
— Оу, — только и смогла из себя выдавить, развернувшись обратно к окну.
— Ты не ассоциируешься у меня с цветами. Твой природный аромат — это запах свежей малины. Невероятно сильный и сладкий. И я бы набил веточку малины вот здесь, — я проследила взглядом, как Док провел пальцев по груди, ближе к левой стороне, прямо там, где бьётся сердце. — Хотя… Да, точно. Я добавлю туда белые маленькие цветы, как те, когда цветёт малина. Нежные и чистые, — он повернул голову в мою сторону, находя без труда мои глаза, что были прикованы к нему, — Как ты.
Вот так просто одной фразой, одним приподнятым уголком губ, около которого сразу появились маленькие морщинки, одним тёплым взглядом, он выбил воздух из моих легких и вызвал табун приятных мурашек, что я снова почувствовала себя живой.
***
Еще одной вещью, с которой мне пришлось смириться — это воровство. А именно — воровство кошельков, точнее бумажных купюр, которые Док вытаскивал из сумок и задних карманов зевак, и клал обратно на их законное место вместе с банковскими карточками. Сначала моему возмущению не было предела, но Док объяснил, что это вынужденная мера, так как нам нужно было заправлять на что-то машину, чтобы продолжить путь на ней, а не пешком. И в принципе этого аргумента хватило, чтобы усыпить мою совесть.
А вот желудок Дока было не так просто умаслить, и мы пару часов слушали песни из его живота, пока не наткнулись на наше спасение. Я осталась сидеть в машине, тогда как Док зашел в небольшой придорожный круглосуточный магазин. Рядом с нами было припарковано еще несколько таких же стареньких фургончиков как наш, но один заметно выделялся из всех — красавец джип. Не успела я его рассмотреть, как дверь со стороны водительского сиденья с размахом открылась и Док, не успев толком сесть на кресло, уже поворачивал ключ в зажигании и давил на газ.