Отец еле заметно поморщился и не стал развивать опасную тему. Вместо этого сказал:
— Ты бы не пил кофе в таких количествах. Вредно для здоровья.
— Ничего, я немного.
Отец подошел к столу, приподнял книжку, прислоненную к тостеру, и глянул на обложку.
— «Общая экология»? Когда экзамен?
— Завтра.
— И как?
— А никак. Сейчас засяду всерьез.
Отец скептически усмехнулся:
— Ну-ну.
— Все, уже ухожу. Хотя… Сделаю-ка я еще парочку бутербродов. На твою долю тоже сделать?
— Да нет, я только с делового обеда.
— Где на этот раз?
— В «Рэдиссоне».
— Что давали?
— Креветки с пивом.
— А серьезно?
— Устриц, омаров и лобстера.
— Везет!
— У тебя все впереди, — отец шутливо потрепал его по затылку. — Знаешь, раньше везде висел плакат: «Учиться, учиться и учиться». Учись, и ты тоже будешь обедать в «Рэдиссоне».
На этот раз усмехнулся Владик:
— Приму к сведению родительское наставление. Пошел учиться.
Он сложил на тарелку бутерброды, прихватил еще кофе и отправился к себе наверх.
В эту двухэтажную квартиру в старом доме на углу Сретенского бульвара и бывшей улицы Мархлевского они въехали пять лет назад, и Владик сразу оценил ее преимущества. Собственно, второй этаж состоял из чердачной мансарды, переоборудованной в комнату, отцу пришлось здорово подмазать архитектора, чтобы получить разрешение на перестройку и перепланировку. Зато теперь у них три комнаты внизу — отцовская и материнская спальни, гостиная и громадная кухня, а наверху исключительно Владиковы владения. С родителями он пересекался только когда сам того хотел, и такое положение дел всех вполне устраивало. Кроме того, дом выстроен аж в двадцать четвертом году прошлого века, и стенки здесь были основательно капитальными, слышимости никакой. Владик у себя в мансарде спокойно мог запускать музыкальный центр на всю катушку, что ценно: Рахманинов или Скрябин, которого он обожал, требуют полноты звука.
После некоторых усилий ключ попал, наконец, в замочную скважину. Повозившись с замком минуты три, Ирина справилась с дверью и перешагнула порог своей квартиры. Свет в коридоре лучше не зажигать: быстренько скинуть плащ и туфли и проскользнуть к себе в комнату. Ухватившись рукой за вешалку, она попыталась расстегнуть ремешок туфли, но не удержалась и с размаху села на пол — хорошо, хоть вешалку за собой не потянула. С маленького столика, стоящего у зеркала, с грохотом слетела сумка, и ее содержимое раскатилось по полу во все стороны.
Щелкнул выключатель. Муж стоял на пороге комнаты и смотрел на Ирину сверху вниз. Она чертыхнулась про себя: «Не повезло!» Вслух же сказала довольно агрессивно:
— Ну, что смотришь? Лучше помоги!
Но он и не думал помогать. Стоял, скрестив руки на груди, и смотрел — то ли с жалостью, то ли с презрением. Тяжело вздохнув, Ирина, все еще сидя на полу, стянула сначала одну туфлю, потом другую и победно помахала ими в воздухе. Ну что он так на нее уставился? Подумаешь, чуть-чуть выпила!
— Весело было? — спросил муж.
Ирина вызывающе вздернула подбородок:
— Бесподобно. Веселилась вовсю.
— Да уж, заметно.
Он шагнул в коридор и помог жене подняться. От нее пахло приторно-сладкими духами и еще больше — коньяком. Ирина пошатнулась, но вовремя ухватилась за его плечо и на этот раз удержалась на ногах.
— «Еще день, еще два свою ношу нести…» — пробормотала Ирина. — Старая песня американских негров, знаешь ее? Если знаешь — подпевай! Впрочем, откуда тебе знать… Да и слуха у тебя совсем нет.
— У него синее «вольво»? — не обращая внимания на ее слова, устало спросил муж.
— Темно-зеленое, — машинально поправила Ирина и тут же сообразила и возмутилась: — У кого это «у него»?
— У того, кто подвозил тебя сегодня. Я видел, как подъехала машина.
— Ну и что? Что же, по-твоему, женщина в час ночи должна одна до дому добираться?
— В половине третьего.
— Что?
— Я говорю, сейчас половина третьего, а не час.
— Неужели?
Она отбросила руку мужа, поддерживавшую ее, и теперь стояла, подбоченясь, посреди коридора, раскрасневшаяся и растрепанная. Он вдруг некстати подумал, что Ирина все еще хороша, в сорок два года выглядела на тридцать, и даже пристрастие к коньяку еще не успело отразиться на ее внешности. Впрочем, если так будет и дальше продолжаться, ненадолго ее хватит…
А Ирина вдруг зло рассмеялась и повторила с издевкой, почти по слогам:
— Не-у-же-ли? Ка-акой у меня заботливый муж, отслеживает даже минуты! Без меня, любимой, ему кусок в рот не лезет, сон в глаза нейдет!