Улыбнувшись, Кэролайн встала и обхватила его лицо ладонями.
— Я не представляю тебя маслом, мой супруг, я представляю тебя… шоколадом.
Он вопросительно поднял бровь и на всякий случай скрестил на груди руки.
— Шоколадом?
— М-м-м…. Ты таешь в моих руках, но ты слаще масла и восхитителен на вкус, ты самый редкий и ценный из всех деликатесов.
— Тебе нравится пробовать меня на вкус?
Кэролайн громко вздохнула, покачала головой, потом опустила руки, отвернулась от Брента и быстро подошла к столу, чтобы накрыть крышкой коробку, которую он ей подарил.
— Только мужчину прежде всего волнует секс, а не любовь.
— Хочешь сказать, что любишь меня, Кэролайн?
Слова сорвались с его губ, прежде чем он успел подумать над ними. Ему хотелось вернуть их назад или сдобрить юмором, но одновременно он почему-то отчаянно хотел услышать из уст Кэролайн ответ.
Она медленно подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза, выискивая проблеск озарения в безмятежном выражении его лица. Потом хитро улыбнулась, взяла коробку и беззаботно зашагала к письменному столу.
— Я ни за что не скажу тебе этого первой, Брент.
Она опять намекала на их первый разговор о любви и с помощью этой уловки намеренно придерживала часть себя, не признаваясь в чувствах, о существовании которых они оба знали. К своему неудовольствию, Брент внезапно понял, что сердится.
— Полагаю, ты хочешь сначала услышать это от меня? — спросил он напрямик.
Кэролайн пожала плечами, но не подняла головы, складывая книги в стопки.
— О, я совершенно уверена, что ты никогда не скажешь этих слов, потому что не разглядишь любовь, даже если она ударит тебе в лицо…
— Не уходи от темы, Кэролайн, — быстро и сухо перебил Брент; его голос стал сдержанным и жестким.
Кэролайн явно смутила такая его реакция и внезапная холодность в голосе. Она всего лишь подтрунивала над ним, говорила шутя, но, задев сбивающие с толку чувства, снедавшие его изнутри, невольно вызвала его гнев.
Однако Бренту следовало бы знать, что уж кто-кто, а его жена не станет равнодушно относиться к его настроению и словам.
Кэролайн вытянулась всем телом, выпрямила спину, и Брент заметил, как на долю секунды ее черты исказились раздражением. Потом она уперла руки в боки и уставилась на него буравящим взглядом.
— Ты меня любишь? — убийственно спокойным голосом спросила она.
Брент не был готов к такому прямому вопросу, и, прежде чем он успел представить все осложнения, прежде чем сумел разобраться со своими чувствами и выразить их словами, единственной возможностью, которую он перед собой увидел, было пойти простейшим путем.
— Нет, — решительно и лаконично ответил он, чувствуя, как заколотилось сердце.
Взгляд Кэролайн слегка дрогнул — единственный признак того, что его ответ не оставил ее равнодушной. Потом она потянулась за коробкой и взяла ее в руки.
— Этим ответом ты не только глупо прикрываешь свою мужскую гордыню, но говоришь мне, что я, быть может, только что зачала твоего ребенка от такого же обыденного, бессмысленного спаривания, какие у тебя были с куртизанкой. Мне омерзительна эта мысль. — Она с вызовом подняла подбородок и повернулась к двери. — Ты лжешь нам обоим, Брент, и мне больше нечего тебе сказать.
Ничто так не выводило Брента из себя, как разговор, обрываемый женщиной, когда той заблагорассудится. Мать и сестра годами поступали так, и теперь он решительно не желал пускать Кэролайн по этой дорожке.
— Тебе придется на какое-то время забыть о теплице, — холодно потребовал он, сдерживая нарастающий гнев.
Потрясенная, Кэролайн резко остановилась и повернулась к нему.
— Почему? — медленно, глухим шепотом спросила она.
Брент стоял неестественно прямо, с вызовом выдержав ее взгляд.
— Потому что я так сказал.
Мгновение, всего лишь короткое мгновение у Кэролайн был такой вид, будто она способна убить.
— И все? Сначала ты мне что-то даешь, а потом без разумных объяснений отбираешь? — Не дождавшись ответа, она стиснула зубы и выровняла тон. — Как же это по-мужски — наказывать меня контролем за то, что я не доставила тебе удовольствия, сказав первой, что люблю тебя.
Глаза Брента сузились, превратившись в осколки твердого, холодного льда, и он двинулся к Кэролайн.
— Не думаю, что слышал от тебя что-нибудь настолько же глупое, Кэролайн.
Он видел, как она заколебалась и окончательно утратила самообладание, обмякнув всем телом и расширив глаза, ставшие озерами боли и смятения, что, в свою очередь, принесло ему весьма необычное, постыдное чувство уверенности. Бренту не слишком нравилось это чувство, но он был взбешен дерзостью жены и словами, которые, если спокойно и честно разобраться, довольно точно отражали истину. Все это, однако, не имело значения, ибо факт оставался фактом: он должен защитить ее, не раскрыв при этом себя. Это оправдание было по меньшей мере рациональным.