Звали седовласого и благообразного нашего товарища по несчастью-стоянию в очереди, — Семеном Васильевичем, даже отчество у него с мамой совпало! Он представился бывшим шахтёром, бывшим фронтовиком, бывшим "счастливым человеком", — недавно, сказал, умерла горячо любимая супруга. В санатории хоть немного удалось развеяться от душевной тоски… Только я что-то в его грусть-печаль не поверила: такой цветущий вид был у дяди Семёна, — так он велел мне себя называть, — что ни о каком унынии и речи идти не могло! Но мать кивала сочувственно, принялась говорить слова поддержки, будто они ему нужны были…
Дядя Семён завладел инициативой покупки билетов: мать ему вручила деньги за два наших билета и он тут же сплёл кассирше душераздирающую историю, что он с семьёй едет навестить тяжело больную тётю, что все мы так переживаем о ней… Тут же, незаметно и ловко, он просунул в окошко шоколадку "Алёнка", которая так же незаметно исчезла, — и мы стали счастливыми обладателями трёх билетов в купе на завтрашний поезд. Мама счастливо смеялась: она стояла в сторонке и не слышала сказочной истории о "больной тётке", а мне такая хитрая политика на пустом месте не понравилась. Глупа я еще, это точно…
В поезде нам с дядей Семёном хорошо было: он и койки опустил, и вещи донёс, и потом сводил в вагон-ресторан ужинать. Удивительное дело, но мать согласилась… А меня без устали поил сладким "Байкалом" и минеральной водой "Бжни", — что-то, но в жадности его не обвинишь, это точно!
Я раньше залезла на свою верхнюю полку и сделала вид, что сплю, чтобы не мешать общению двух "голубков", а они допоздна играли в карты, — у дяди Семёна они с собой были, разговаривали "за жизнь", она ему рассказывала про оккупацию Сальска, в котором "стояли фашисты" с 31 июля 1942 года по 22 января 1943 года, "все это время мы жили в сарае в доме моей матери, бабушки Зои, в селе Воронцово-Николаевское, которое лишь сейчас включили в городскую черту", потом она ему о пребывании Шолохова в нашем городе говорила, о первом Сальском городском фестивале молодёжи, а он всё хвалил и хвалил маму, ее мужество, стойкость и неувядающую красоту, — о себе почти не упоминал, словно весь мир для него на маме сомкнулся… Не заметила я, как и на самом деле уснула… В нашем Сальске поезд стоит долго: дядя Семён вынес наши вещи, и долго прощался с мамой. Обещал скоро приехать в гости… Похоже, он в нее влюбился. Или делал вид. А она — точно влюбилась, это надо же… За сколько лет впервые…
Пришли домой. Такси брать не стали: было у нас всего две небольшие сумки, мы с мамой никогда "мешочницами" не были, и я ее отговорила брать такси. Недалеко идти… Сальск — городок небольшой. Он и городом считается всего с 1926 года. Первым поселением на территории современного Сальска был хутор Юдичев. Хутор этот постепенно разрастался, так как в безводные, сухие сальские степи бежали свободолюбивые крепостные крестьяне из Воронежской, Курской, Харьковской, Херсонской и других губерний царской России. В 1849 на хуторе построили церковь и переименовали его в село Воронцовское, в начале XX века село стало называться Воронцово-Николаевским в честь царя Николая II. В конце XIX века через сальские степи пролегла железнодорожная магистраль, в километре от Воронцовки возникла станция Торговая. 1 марта 1926 года посёлок Торговый преобразовали в город Сальск, однако, само село Воронцово-Николаевское вошло в черту города Сальска лишь в текущем году. Квартира наша — недалеко от вокзала, по улице Ленина. Покидали вещи, чаю напились и я убежала к бабушке, — она тоже живет в Сальске, в том самом бывшем Воронцово-Николаевске, которое теперь является составной частью города. Мама прилегла отдохнуть.
Бабушка моя, Мария Тимофеевна, — уникальная женщина: бывшая учительница начальных классов, вот сейчас ей семьдесят пять, а она недавно овдовела. В шестой раз. Представьте себе! Но не унывает: вдовый сосед к ней стал захаживать чайку попить и в "ведьму" с "дураком" сыграть, а она с ним "сокорит" так, словно девчонка молодая. Он её на пять лет моложе, но внешне эта разница не видна. Они вдвоем ездят в конезавод им. Будённого, что в девяти километрах от Сальска, кататься на лошадях: у соседа там "конмальчик" знакомый, он им коней даёт. И меня с собой берут по выходным… Похоже, одна я в роду не умею с мужчинами шуры-муры водить, неудачная я получилась… Словом, рассказала я милой бабуле про путешествие в Кисловодск, про горы, как мы на Эльбрус ездили, как на Машуке близ Пятигорска были, как мне тот нарзан хвалёный почему-то не понравился, в отличие от мамы, — она пила с удовольствием, сказала, что "помогает". И про дядю Семёна тоже бабушке всё сказала: уж она так обрадовалась за мамочку, мне даже стыдно стало, что я такая… себялюбивая, что ли… Наверно, нужно пересматривать взгляды на жизнь: я уже выросла, приобрела профессию, нужно начинать собственную жизнь, — нельзя же всю жизнь волочиться хвостиком за мамочкой!.. И так в школе меня класса до девятого дразнили "маминой дочкой", — другие девчата помогали родителям по дому, смотрели за младшими братишками-сестренками, а меня лишь перекидывали как неотъемлемую обузу от бабушки к матери и обратно. Хватит! Я — взрослая… Через несколько дней мама вышла на работу. А мы с бабушкой и её "другом" ездили несколько раз в конезавод им. Буденного, кататься на лошадях. Страсть как коней люблю! С раннего детства умею верхом ездить, благодарение бабушке!.. В десятом, выпускном классе мне представилась прекрасная возможность еще более развить способности к верховой езде: матери пришлось много работать по командировкам, с этими бесконечными ревизиями, ночевать я одна боялась, и бабушка взяла меня пожить к себе, она тогда жила с очередным мужем именно в конезаводе. Конезавод N 158 им. Буденного основан в 1921 как военный конезавод. Первоначально в него поступили лошади из частей 1-й Конной армии. Там разводили донскую и буденовскую породы. Потом уже и других разводить начали… В 1950-е гг. сам С.М. Будённый сюда приезжал. Конезавод — как маленький городок. Там все как из старого мира: люди, кони, конюшни, деревья, птицы. Конюшни — большие, перед аллеей, ведущей к зданию конюшни, — две конные статуи. Слева от конюшни — трибуны и поле для конных забегов. Неподалеку — сенники, лари для овса. В специальном лазарете лечат занедуживших коней. В карантинном блоке кони после ипподромного забега три недели проходят восстановление, набирают сил для новых показательных выступлений. На левадах — огороженных загонах под открытым небом — стоят на привязи орловские и арабские лошади. Выкроена маленькая левада для пони, — они, диковинные лошадёнки, малы ростом, но такие важные и забавные, а дети их любят, — не описать!.. Тренерский корпус, склады, шорня, кузница, сварка, пильня — всё это конезаводу необходимо. Шорня — в закуточке, там набросаны поломанные недоуздки, вожжи, седла. Руки у шорника к делу привычные, но только сыромятные ремни в наши дни — большая редкость, а если крепить уже использованным старьем — риск большой: порвется, едва за ворота выедешь..