Я не понимаю, почему, скажем, грузинский или узбекский театр может ставить народный эпос, а мы нет?
Что» несвоевременного» в том, что мы обратились к библейской теме?
Почему красивая любовь героя, отправившегося защищать Иерусалим от нападения врагов — «несвоевременна»? Тогда и тема» Отелло» несвоевременна.
У меня было много бесед с М. Литваковым, он хотел мне показать варианты своей статьи, но я отказался, не желая влиять на него своим мнением. Я допускаю, что в спектакле есть неудачи, но ведь не о них речь, а о теме…»
Производственные совещания проводились в рабочее время, но сроки сдачи спектакля от этого не менялись, и репетиции приходилось переносить на ночь.
В этих случаях все студенты, занятые в массовых сценах, оставались ночевать в театре, располагаясь на столах и диванах гримерной, так как уже не было транспорта, чтобы вернуться домой, а папа, заканчивая репетицию часа в три ночи, весело приговаривал: «Ничего, попозже ляжем, зато пораньше встанем!»
Я училась тогда в школе во второй смене. Занятия кончались в семь вечера. Как‑то сбегая после уроков вниз в раздевалку, я увидела папу в сопровождении нескольких студентов. Я было испугалась — уж не случилось ли чего с Ниной или Элей? Но папа весело улыбался, и я тут же успокоилась. Оказалось, что выйдя из театра и увидев» какой кошмарный туман», он побоялся, что я не дойду до дома. Поэтому, захватив с собой всех, кто вышел вместе с ним, он отправился за мной в школу. Отец собрал девочек из моего класса, и мы проводили их домой, а то» нельзя допустить, чтобы дети одни ползли в таком тумане». «Детям» было по четырнадцать — пятнадцать лет.
Улица действительно выглядела сказочно. Желтые огни фонарей мутно светились где‑то над молочной мглой, вдоль бульваров стояли, словно уснувшие, трамваи, машины двигались, как в замедленной съемке.
Добравшись до дому и накормив всю ораву студентов, мы направились на вечернюю репетицию, которая незаметно перешла в ночную. Мне было очень весело, я уже прикидывала, как можно будет завтра, не выспавшись, пропустить школу, а папа свирепствовал, носился из своего шестого ряда на сцену, сердясь что девочки недостаточно громко поют, что танец нечеткий, становился в хоровод, заражая всех своим неистовым темпераментом.
В какой‑то момент, окончательно выйдя из себя, он остановил репетицию, схватил всех участников мужчин, и они почти бегом куда‑то исчезли.
Через несколько минут все так же таинственно вернулись, явно повеселевшие. Папино лицо выражало облегчение.
Много лет спустя я узнала, что они были собраны в кабинете, чтобы выслушать» настоящую русскую речь…»
Надо сказать, что в присутствии» дам» или» прекрасного пола», как он галантно величал женщин, отец никогда не позволял себе пользоваться выражениями, которыми так богат русский язык.
Когда он выходил из себя, будь то дома или в театре, он с силой опускал кулак об стол и разражался громким раскатистым» К чертовой матери!»
Но иногда его недовольство или протест выражались в самой неожиданной форме и в самых неподходящих местах.
Вернувшись как‑то часов в одиннадцать после спектакля, папа сообщил, что приглашен в Кремль на очередной прием по поводу декады искусства какой‑то республики. Приемы тогда проводились глубокой ночью. Переодеваясь, папа непрестанно ворчал, что вечно надо куда‑то спешить, что» не дают человеку спокойно дома посидеть», какое отношение он имеет к Киргизской республике — словом, все что он всегда говорил, когда предстояло отправляться на официальный прием. Оборвав в раздражении все пуговицы на рубашке и шнурки на ботинках, и очередной раз переодевшись, он отправился в Кремль.
Я не ложилась спать и делала уроки, так как папа пообещал, что все равно» вся эта история не займет у него и часа». Однако часа в три ночи я начала беспокоиться. Около четырех раздался телефонный звонок.
— Это квартира Михоэлса? С вами говорит летчик М.,— услышала я прославленную фамилию. — Вы не подскажете мне ваш адрес, а то ваш папаша тут немножко выпивши, адрес свой позабыл…
— Господи, да что с ним случилось?
— Не беспокойтесь, все в порядке. Мы скоро прибудем. Примерно полчаса спустя, внизу хлопнула тяжелая
входная дверь и на лестнице послышались шаги. Отец появился в сопровождении легендарного летчика.
— Вот вам ваш папаша. В целости и сохранности. Он там сегодня немножко… того… свистел… — понизив голос и скашивая глаза в сторону, он тихо свистнул.