— Так тебе и надо, урод! — кричит женщина и убегает к выходу из театра.
Кинулась бы за ней, но Никита сейчас важнее. Подлетаю к Златогорскому, как и кто-то из театрального персонала.
— Ты в порядке? — испуганно спрашиваю и оглядываю его.
Не дай бог, с ним что-то! Найду тогда гадину и придушу! И плевать мне на то, что она старше и я уважаю людей пожилого возраста.
— Да. Кажется, кофе теплый просто, — недовольно тянет он и опускает взгляд на свою белоснежную рубашку. — Кофе… черный… Черт!
— Ну хоть не кислота, — фыркаю и немного успокаиваюсь. От чая ничего серьезнее ожога не будет. — Что это было вообще? Ты ее знаешь?
— Нет, — качает он головой. — Никогда в жизни не видел.
— Странно.
Кто-то протягивает ему сухие платочки, и мы уходим в туалет, где Никита умывается и приводит себя в порядок. Я всячески пытаюсь ему помочь, но на глаза так и наворачиваются слезы.
Да, все хорошо, но я так испугалась за Никиту, что реветь хочу.
— Я попрошу видео с камер. Мои люди посмотрят и узнают, кто она, — говорит Никита, пытаясь спасти рубашку. — Даже непонятно, за что получил.
— Ага, — соглашаюсь с ним и, перехватив салфетку, пытаюсь помочь. — Может, не в ресторан? — спрашиваю его. — Твоя рубашка испорчена.
— Предлагаю поехать ко мне в отель и заказать чего-нибудь, — поднимает на меня совершенно спокойный взгляд, но я вижу этих бесенят в его глазах, которых он пытается скрыть.
— Никит, не переворачивай ситуацию в свою пользу.
— Жаль, — вздыхает он, но бесенята все равно не исчезают. Надеется. — Но ничего такого я и не планировал. Просто мы сейчас нигде посидеть не сможем. Журналисты. А у Лапина безопасно в отеле. Можем у него в ресторанчике посидеть, но меню там не такое, как в том ресторане, куда мы планировали пойти.
— Давай так, — соглашаюсь с ним. Мне совершенно плевать, где есть. — Но можно даже в номер заказать. Как-то отвыкла я от такого большого скопления людей, — признаюсь ему, поджав губы. — Хочу уединения.
— Как скажешь, — равнодушно бросает, пока бесенята там переходят в более активный пляс.
Решаю забить на это. По мере возникновения проблемы решать будем. Больше меня сейчас другое волнует.
И, видимо, не меня одну.
— Как думаешь, почему она это сделала? — спрашивает он меня. — Мог бы предположить, что это моя бывшая, но она старовата для этого. Может, мать какой-нибудь девчонки? Но дожидаться, пока я приеду в Питер… Бред! Да и девчонок в этом городе я не заводил.
— Не знаю, Никит, — пожимаю плечами. — Но я очень испугалась за тебя. У нее такой взгляд безумный был.
— Ну, знаешь, не безумнее, чем твой, — не упускает возможности подшутить.
— Златогорский, ты неисправим!
— Я любя, — подмигивает мне. — Поедем в отель. Ребята уже подъехали. Выведут нас через черный выход и в другую машину пересадят.
— А твоя?
— Отгонят, когда шумиха уляжется, — говорит и поднимает на меня подозрительный взгляд. — Твой отец не мог этого подстроить, чтобы наказать меня за что-нибудь?
— Нет! — восклицаю. — Он бы сделал тебе такое, но пока я рядом — никогда.
— Ясно, — вздыхает он. — Надо как-то наладить с ним отношения. Я же не смогу всегда тебя с собой для страховки от мести твоего отца водить…
Глава 9
Рада
— Проходи, — Никита открывает для меня дверь и впускает первой войти в его апартаменты. — Это полупрезидентский, — оповещает меня. — Уступил президентский бабушке Тимура.
— Из уважения? — оборачиваюсь к нему.
— Если бы, — хмыкает он, хохотнув с моих слов. — У этого номера шумоизоляция чуть хуже. Соседи жаловались, что отсюда доносятся звуки ссор. Тимур пытался попросить бабушку не так сильно эмоционировать, но для нее это то же самое, что не дышать. И я отдал ей президентский, в котором никто на нее жаловаться не будет, — рассказывает, стянув с себя пиджак.
— А Алиса Олеговна прям такая, как Лея рассказывает? — спрашиваю, опустившись на диван.
Закусив губу и пытаясь выглядеть спокойной и равнодушной, краем глаза наблюдаю, как Никита оголяется.
Слукавлю, если скажу, что меня это не интересует.
Ни у одного моего мужчины не было такого тела, как у Златогорского. И ни один не манил мой взгляд с такой силой.
Его тело — произведение искусства.
И не желать этого — грех! Самый настоящий грех!
А не любоваться — невозможно!
И пусть я играю недотрогу, но втайне-то можно пооблизываться.
— Хочешь, познакомлю? — предлагает Никита, вырывая меня из моих горячих мыслей. Приходится несколько секунд насиловать мозг, чтобы вспомнить, о чем мы говорили до того, как я увидела его пресс. — Но это… это ураган, а не женщина!