– Плохиш Васильевич, – подсказал Сеня с нескрываемым сарказмом. Парнем он был красивым, но вот его насмешливая манера вести диалог мне не казалась симпатичной. Нахмурившись, я отдала ему пачку салфеток и отступила.
– Было приятно познакомиться, – сказала я. – Извини за доставленные сегодня неудобства. Прощай!
– А купаться? – уже мне в спину выкрикнул Сеня. – Хотелось бы посмотреть на тебя в купальнике!
Щенок плелся за мной нехотя, негромко поскуливая, будто Сеня был его хозяином, с которым псу пришлось разлучиться. Мне не хотелось, чтобы этот парень знал, в каком доме я живу, поэтому все-таки оглянулась. Нужно удостовериться, что он ушел. Но, не обнаружив его на нашей улице, я внезапно расстроилась. Разве я не желала, чтобы он ушел? Разумеется, нет! Мне хотелось, чтобы он долго провожал меня взглядом. Нет, не так. Чтобы он долго провожал меня взглядом, полным слез разочарования. А я иду, вся такая неприступная, и волосы назад… Подумав об этом, я рассмеялась, и щенок с удивлением поднял голову.
– Он поджидал нас здесь, представляешь? – Я присела перед псом на корточки и заглянула в его черные глаза. Щенок непонимающе моргнул, и я снова засмеялась: – Как же тебе повезло, что ты не родился противоречивой девчонкой!
Глава четвертая
Утренний подъем снова оказался задачкой со звездочкой, потому что весь вечер, пока не стемнело, я все-таки провела в огороде. В результате уснула измотанная, да еще и потянула спину. Спустилась на кухню с кряхтением, придерживая поясницу. Невольно вспомнился ухоженный участок Леука: сколько же там работы для Сени! Но у них есть навороченная современная техника, а я так, по старинке сорняки в перчатках выдергиваю.
Дома была только Лена. Валера с мамой уехали на объект – украшать место выездной регистрации. Когда я вошла на кухню, сестра с сосредоточенным видом перевязывала коробку с тортом красными лентами. Собаки крутились под ногами, но Лена не обращала на них внимания, поймав полный дзен. Такой умиротворенной она была только во время работы. В остальное же время – психованная и взвинченная.
– С твоими собаками сегодня погулял Валера.
– Ой, спасибо! – глухо отозвалась я, направляясь к кулеру с водой.
– Что с тобой? – наконец посмотрела на меня сестра. – Ты похожа на Квазимодо.
– У меня болит спина, – огрызнулась я, пока так и не выпрямившись. – Ваш участок – настоящая бразильская плантация.
– «Ваш», – хмыкнула Ленка, – как будто ты здесь не живешь. И это было условием собачьей передержки.
Сестра склонилась над коробкой с тортом. Бант должен быть идеальным, поэтому сестра, прищурившись, разглядывала его с разных ракурсов.
– Этот щенок мне дорого обходится, – проворчала я.
– Ты, кстати, дала ему имя или оставишь это новым хозяевам? – Лена многозначительно посмотрела на меня. – Которых ты должна найти в самое ближайшее время. Иначе эти двое разгромят весь дом.
– Пока его зовут Билли, – сказала я, отпивая воду из стакана.
– Как Билли Миллигана? У него несколько личностей?
– Как Билли Айлиш, потому что в нем тоже много талантов.
Вдвоем с сестрой мы уставились на щенка, который в это время грыз Валеркин старый тапок.
– Как думаешь, есть шанс оставить его у нас? – спросила я с надеждой.
– Навсегда? – ахнула Лена. – Такого здоровяка? Очень сомневаюсь. Мама до сих пор не может смириться с Чокопаем. Он ей на прошлой неделе все хризантемы вытоптал.
Я вздохнула. С Чокопаем действительно много проблем. И если щенка еще можно воспитать, то мой первенец попал в наш дом уже взрослым и с совершенно безобразным характером. Брехливый, вредный, пакостливый… А ведь мы даже не знаем, сколько точно ему лет.
– А если повязать на Билли милый красный бант? – предложила я, кивнув на торт.
Ленка только громко расхохоталась.
– А ты не сдаешься! Даже если ты повяжешь ему тысячу бантов всех цветов радуги, это не проймет нашу маму. Ты же знаешь, что ее невозможно разжалобить.
– Это точно… Как думаешь, что может пробить маму на слезы?
– Ну уж точно не твои собаки, – хмыкнула сестра.
Я уставилась в окно, которое выходило на задний двор. Лена тоже смотрела в него с задумчивым видом. Не удивлюсь, если наши мысли в эту минуту были об одном и том же.
Мама почти никогда не плакала. Возможно, большую часть слез она пролила в тот день, когда от нас ушел отец. Гордая мама оборвала с ним все связи и не разрешала бывшему мужу видеться с детьми. А он не горел желанием и никогда не искал с нами встреч. Я была маленькой и совсем не помню его. А вот образ мамы, сильной, независимой, строгой и непреклонной, навсегда останется в моей памяти. Плачущей я ее видела лишь однажды, когда Валера несколько лет назад попал в аварию и долгое время провел в больнице.