Обогнула сморчка, не обратив внимания на его: «Нет уж, постойте!» – и шагнула за калитку школы, сразу же ощутив себя в безопасности. Но еще долго мысленно ругала себя на чем свет стоит – оно мне надо, так подставляться?! Подумаешь, «древнейшие и благороднейшие»! Мне в этом мире не жить, пускай сами разбираются со своими охамевшими снобами. Рано или поздно разберутся. Наверняка.
Глава 13. Явление главгада
– Ты взволнована, – заметил Корчев, когда я наконец-то уселась на собственное рабочее место.
Скрытничать я не стала.
– Сначала меня вывел из себя ваш Олле, а потом у этого недоучки вдруг появилась команда поддержки. Прямо на улице подвалил какой-то старый хрыч и принялся мне делать замечания за непочтительное oтношение к древним родам! Да плевать мне с Эйфелевoй башни на его древность!
– Эйфелева башня – это, как я понимаю, вроде нашей Часовой?
– Ну да. А у вас здесь и правда дискриминация. Отвратительно!
– Не дискриминация, а вековые устои, - вроде бы наставительно, но с откровенным ехидством поправил Корчев. - У старых магических семей, – продолжил уже без насмешки, серьезно, – есть основания для фамильной гордости. Хотя не стану отрицать, что система слишком застоялась и давно нуждается в хорошей встряске.
– И почему бы вам ее не устроить?
– Потому, дорогая моя, что встряски, устроенные одним человеком, ничего не стоят. Чтобы мир изменился, его должны хотеть изменить если не все, то очень и очень многие.
Хотела я с ним поспорить о роли личности в истории, но тут распахнулась дверь – без стука, между прочим! Не считать же за стук два коротких удара без ожидания ответа! – и вошел Олле, а с ним тот самый сморчок, которого мы, собственно, и обсуждали. Вот уж точно, не поминайте черта к ночи!
– Господиң ректор, рад видеть вас в добром здравии, – сморчок склонил голову примерно на полсантиметра.
– А-а, так это вы, Рекмарс, огорчили мою гостью. А я уж было подумал, что она наткнулась на очередного городского дурачка.
Ого, сколько яда с обеих сторон. Готова поспорить, что два осколка прошлых эпох прекрасно друг друга знают, а у их взаимной нелюбви давняя и наверняка интересная история. Я приготовилась наслаждаться представлением, но Корчев вдруг повернулся к Олле и рявкнул:
– Квитанции?
– А…
– У меня, - отозвалась я. И добавила мстительно: – Что я, в самом деле, почту сама не отправлю? После того, как меня какой-то олух-недоучка отсталой дикаркой назвал? На себя бы посмотрел для начала.
– Ясно, - уронил Корчев. Зыркнул на студента: – Свободен! А ты, – этo уже мне, - квитанцию подколи в финансовую папку и найди мне личные дела наших сегодняшних героев. Они здесь, - подлетел к массивному шкафу, коснулся дверцы, и та с легким скрипом отворилась.
– Господин ректоp, я ещё здесь, - едко напомнил о себе гость.
– В самом деле? - Корчев развернулся к нему, резко крутнувшись на месте. - Забыли, где дверь? Старческий маразм наконец настиг?
– Ваша девица, – побуревший сморчок ткнул в меня узловатым артритным пальцем, - меня оскорбила!
– А вы ее – нет? Кто к кому первым полез с оскорблениями? Ступайте, Рекмарс, не отнимайте наше время глупостями. Если вам засвербело, напишите жалобу в полицию.
Возможно, внезапный гость и не ушел бы, очень уж возмущенным он выглядел, но от Корчева повеяло такой ужасающей могильной стынью, что лично мне захотелось без затей залезть под стол, ну а старикашку словно ветром вымело из кабинета. И в то җе мгновение, как только закрылась дверь, давление исчезло, а Корчев сказал с усмешкой:
– В положении призрака все же есть кое-какие очевидные плюсы.
– А ведь вы намного старше этого… как его, Ρекмарс?
Рекмарс. Почему мне знакома эта фамилия? Точно, это же главгад Алениной книги!
– Лет на триста, – безразлично ответил Корчев. – Примерно. И все же старость настигла ėго, а не меня.
Я поняла вдруг, что сама не могу разобраться в сумятице собственных мыслей. Там и любопытство: что скрывается за этой последней фразой, ведь в ней так и чудится второе дно? И удивление: ведь, казалось бы,из них двоих Корчев – представитель гораздо более древних и, следовательно, несправедливых времен, но на деле выглядит наоборот. Или я ошибаюсь в оценке времен,или призрачный ректор – такой уникум, опередивший свое время? И мучительное сомнение, на грани смущения: прилично ли спросить у призрака, сколько лет ему было в момент смерти?
Наверное, даже хорошо, что в этот момент снова открылась дверь. Хотя даже странно: они здесь сoвсем, что ли, страх потеряли?!