Так точно и теперь: в маленьком коттэдже, в тот час, когда богатые люди только что садятся за обед, а бедные уже ложатся спать, мистрисс Ферфильд удалилась на покой, между тем как самоучка Леонард сел за книги. Поставив свои стол перед окном, он от времени до времени взглядывал на небо и любовался спокойствием луны. К счастью для него, тяжелые физические работы начинались с восходом солнца и потому служили спасительным средством к замене часов, отнятых у ночи. Люди, ведущие сидячую жизнь, не были бы такими диспептиками, еслиб трудились на открытом воздухе столько часов, сколько Леонард. Но даже и в нем вы легко могли бы заметить, что ум начал пагубно действовать на его физический состав: это обыкновенная дань телу от деятельного ума.
Неожиданный стук в двери испугал Леонарда; но вскоре знакомый голос пастора успокоил его, и он впустил посетителей с некоторым изумлением.
– Мы пришли поговорить с тобой, Леонард, сказал мистер Дэль: – но я боюсь, не потревожим ли мы мистрисс Ферфильд?
– О, нет, сэр! она спит наверху: дверь туда заперта, и сон её постоянно крепок.
– Это что! у тебя французская книга, Леонард! разве ты знаешь по французски? спросил Риккабокка.
– Я не находил никакой трудности изучить французский язык. Когда я выучил грамматику, то и язык сделался мне понятен.
– Правда. Вольтер весьма справедливо замечает, что во французском языке ничего нет темного.
– Желал бы я тоже самое сказать и об английском языке, заметил пастор.
– А это что за книга? латинская! Виргилий!
– Точно так, сэр. Вот с этим языком совсем дело другое: я вижу, что без помощи учителя мне не сделать в нем больших успехов, и потому хочу оставить его.
И Леонард вздохнул.
Два джентльмена обменялись взорами и заняли стулья. Молодой Леонард скромно стоял перед ними; в его наружности, в его позе было что-то особенное, трогавшее сердце и пленявшее взор. Он уже не был тем робким мальчиком, который дрожал при виде сурового лица мистера Стирна, – не был и тем грубым олицетворением простой физической силы, обратившейся в необузданную храбрость, которая была уничижена на Гезэльденском лугу. На его лице отражалась сила мысли, все еще неспокойная, но кроткая и серьёзная. Черты лица приняли ту утонченность, или, лучше, ту прелесть, которую часто приписывают происхождению, но которая происходит от превосходства, от изящности понятии, заимствованных или от наших родителей, или почерпнутых из книг. В густых каштановых волосах мальчика, небрежно спускавшихся мягкими кудрями почти до самых плечь, – в его больших глубоких, голубых глазах, которых цвет от длинных ресниц переходил в фиолетовый, в его сжатых розовых губах было много привлекательной красоты, но красоты уже более не простого деревенского юноши. По всему лицу его разливались сердечная доброта и непорочность; оно имело выражение, которое художник так охотно передал бы идеалу влюбленного молодого человека.
– Возьми стул, мой друг, и садись между нами, сказал мистер Дэль.
– Если кто имеет право садиться, заметил Риккабокка:– так это тот, кто будет слушать лекцию; а кто будет читать ее, тот должен стоять.
– Не бойся, Леонард, возразил пастор: – я не стану читать тебе лекцию: я хочу только сделать некоторые замечания на твое сочинение, которые, я уверен, ты оценишь, если не теперь, то впоследствии. Ты избрал девизом для своего сочинения известный афоризм: «знание есть сила». Теперь мне хочется убедиться, вполне ли и надлежащим ли образом понимаешь ты значение этих слов.
Мы не намерены представлять нашим читателям беседу двух ученых мужей, – скажем только, что она имела благодетельное влияние на Леонарда. Он совершенно соглашался, что так как Риккабокка и мистер Дэль были более чем вдвое старше его и имели случай не только читать вдвое больше, но и приобрести гораздо больше опытности, то им должны быть знакомее все принадлежности и различия всякого рода знания. Во всяком случае, слова мистера Дэля были сказаны так кстати и произвели такое действие на Леонарда, какое пастор желал произвести на него, до неожиданного объявления ему о предстоящей поездке к родственникам, которых он ни разу не видел, и о которых, по всей вероятности, слышал весьма мало, – поездке, предпринимаемой с целию доставить Леонарду возможность усовершенствовать себя и поставить его на более высокую степень в общественном быту.