Внезапно на площади показалась одинокая фигура в черных брюках и длинном темно-красном свитере. Присмотревшись, Шемас понял, что это пожилая дама. Она испуганно озиралась по сторонам. Хоть раз совершу доброе дело!
— Простите, я не могу помочь вам чем-нибудь?
Она испуганно посмотрела на него. Естественное недоверие к человеку, который первым обращается к тебе на улице. Но потом лицо ее смягчилось, и она неуверенно заговорила:
— Я, знаете ли, ищу тут одного человека. — У нее были худые нервные руки и сморщенное, обветренное лицо. — Это священник. — Ее выговор сразу выдавал в ней уроженку южных графств.
— Священника? И где же он? — На площади, кроме них, не было ни одного человека.
— Я приехала, — она перешла на шепот. — из Дублина. — Как будто кто-то, посмотрев на нее, мог сомневаться в этом. — Я знаю, что он оставил здесь свою машину, а куда потом делся, не знаю. Мне надо его найти, или хотя бы точно разузнать, где он.
— Об этом вы завтра узнаете из газет. Такой старик, да, с красноватым лицом? Так вот, его схватили двое полицейских и увели, я сам это видел. Его подозревают в шпионаже. И еще его обвиняют в том, что он пытался взорвать здание ратуши, специально поставил возле машину с динамитом.
— Он?! Никогда не думала…
— Я не сказал, что он хочет сделать это. Я сказал, кажется, его в этом обвиняют.
— Никогда не поверю, что такое возможно в цивилизованной стране!
Он пристально посмотрел на нее:
— О, женщина, тот, кто идет на подвиг, должен быть ко всему готов. Вы меня понимаете?
Она вздрогнула и побледнела.
«Я никогда не придавал деньгам большого значения»
(Джон 3. Де Лоран, Б. Б. С. Радио Ольстера, 27. IV. 82.)
Вершина. Небо. Все это подарено людям. Мне и тебе. Нам и вам.
Наплевать на все. Веками мы плевали на все это.
Пойдем, пойдем посмотрим, как плещется вода в озере Эрн. Как оно прекрасно, наше озеро! Сколько поэтов воспевало красоту его волн, а теперь все говорят по-английски. В летний зной от него веет прохладой… Приятно, наверное, плавать в этих волнах, не думая о том, что ты потерял. Даже орел в небе клохчет теперь по-английски.
Он шагнул вперед и снял с подставки микрофон. Тяжелый, оказывается, просто рука дрожит. Вздохнув, Шемас поднес микрофон к губам и прокричал:
— Итак! Наконец! СЕГОДНЯ У НАС — «АЛТЕРД БОЙЗ».
Зал взорвался криками, топотом ног, свистом. Сцена вспыхнула розоватым светом. Он аккуратно поставил микрофон на место и медленно отступил в тень. Из левой кулисы выбежали мальчики, приветственно размахивая поднятыми вверх гитарами. Зал ревел. Они заняли свои места и, робко переглянувшись, взяли первые аккорды…
Музыка взлетала куда-то вверх и падала вниз, звуки, как искрящиеся мыльные пузыри, реяли в спертом воздухе. Зал дрожал. Несмолкаемые крики чаек над пенящимися волнами. Душно. Как нестерпимо светят эти прожектора! Лучше я потихоньку спущусь вниз, чтобы они потом не говорили, что я пытался примазаться к их успеху. Внизу тоже душно. Плен впереди, плен позади, и ты посреди…
— Ну, как тебе?
— Вроде ничего. На, кури.
— Слишком лирику наводят, по-моему.
— А удар четкий…
— Эй, Шемус, что это за пьяные рожи? Легавые переодетые или кто?
— Это молодые психологи, неужели ты не догадался? Они здесь изучают психологию массовых молодежных действ. Ну, приходится иногда, в интересах науки, немного катализировать реакцию публики.
— Ну, я им выдам такую реакцию, что они обалдеют. А это еще кто, сюда что, и шлюхи приходят?
— Что ты, это тоже психолог.
— Подожди!
Оставив Михала, он подскочил к девушке и склонился перед ней в изящном поклоне:
— Я счастлив видеть вас, о женщина моей мечты! Разрешите спросить, услаждают ли ваш слух эти звуки? Или вы предпочли бы в моем обществе послушать мерный плеск волн, озаренных лунным сиянием?
Удивленно посмотрев на него, девушка пожала плечами и отошла к толпе танцующих. Вообще-то Михал прав: вид у нее не очень-то приличный. Шемас обернулся, ища глазами Михала. Тот старательно подпрыгивал в обществе каких-то девчонок.
— Эй, девочки, — весело крикнул Шемас, — вы остерегайтесь этого козлика, он очень даже опасный.
— Уж вы бы молчали. Впрочем, как я понимаю, вы друг для друга интереса не представляете.