По мере того, как мы входим под сень этих уснувших великанов, принц замедляет, наконец-то, свой шаг. Словно и он проникается торжественной тишиной. И она действует исцеляюще на его буйный нрав.
Всю дорогу делаю попытку вызволить ладонь из плена – но он не отдаёт. Мы так и входим в лес за руку. Единственный плюс – пальцы быстро перестали мёрзнуть. Горячая кровь северного принца, чтоб его. Мне кажется, ему не будет холодно даже в самый лютый мороз.
А мне здесь по-прежнему не по себе. Я уже давным-давно стараюсь избегать лесов. Их тишина для меня полна звуков, которые эхом доносит до меня память.
Я будто наяву чую запах гари. Слышу топот копыт где-то далеко. Слышу отчаянные, полные смертного ужаса крики – огромным усилием воли давлю в себе их. И синие, синие вспышки, после которых – тишина…
- Спасибо, я уже согрелась, - выдёргиваю руку. От воспоминаний трясёт. Я не хочу, чтобы эти руки меня касались. Сколько лет я давила это в себе! И думала, что справилась.
Зря согласилась приехать в земли Северных стражей. Это как содрать корку с раны. Я думала, зажило. А оно гниёт и сочится болью.
Принц ничего не говорит. Он останавливается, смотрит через плечо.
Там, позади нас, далеко, бредёт по снегу Гроза. Медленно бредёт, высунув язык. Гром разрывает грудью сугробы впереди неё, то чуть забегает вперёд, к нам, то тревожно поскуливая, возвращается к подруге.
Вольфред хмурится.
- Мне это уже перестаёт нравиться. Надеюсь, она не заболела.
Всё-таки, правильно о нём говорят, что он любит только своих собак. Но я тоже невольно заражаюсь его беспокойством, поэтому вместе с ним возвращаюсь посмотреть, что с Грозой. Эти собаки мне тоже дороги. Если бы не они, мой крик тоже затих бы в том лесу.
Гроза уже легла прямо в вытоптанную для неё Громом прогалину, и теперь лежит там – дышит тяжело и всем своим видом словно говорит, что теперь отсюда и с места её не сдвинешь. Гром проходится по её морде языком, а потом ложится рядом.
Вольфред присаживается, гладит белый мех, чешет за ухом эту собаку, которая по габаритам напоминает, скорее, небольшого медведя. Синие, очень умные собачьи глаза глядят довольно, в ответ на ласку она тычется носом в ладонь принца. Я стою на отдалении и кажусь сама себе здесь лишней. Как будто стала свидетелем какой-то очень семейной сцены, на которую меня не приглашали.
- Хорошо, тогда останься тут. Отдыхай. Гром – охраняй свою пару! А мы заберём вас на обратном пути.
Утробный «гав» пса эхом отскакивает от заледеневших стволов и пугает какую-то птицу высоко средь снежных раскидистых лап.
Принц встаёт на ноги и оборачивается ко мне. Вижу в его глазах тревогу.
- Надеюсь, она не заболела. Идём.
Интересно, заботился бы он хоть вполовину так же о своей жене? Что-то сомневаюсь.
И всё же не могу не спросить:
- Смотрел её какой-нибудь знахарь?
Вольфред качает головой. Мы теперь идём бок о бок, касаясь плечом. Часть снега оседает на кронах деревьев, снегопад здесь не такой сильный, идти легче. Физически. Морально – вот так, от осознания, что мы с этим чудовищем совсем одни в лесу и без свидетелей, скорее напротив. Я прекрасно помню, насколько он непредсказуем и опасен. И насколько не привык встречать сопротивления каким бы то ни было своим желаниям. В любой момент для меня всё может обернуться очень, очень плохо. Я, кажется, даже не взяла нож. Так и припрятан где-то в моих покоях.
- Гроза совсем перестала подпускать к себе кого-либо. Ты, похоже, единственное исключение. Даже придворный лекарь её боится, как огня – она ему чуть руку не откусила. Что уж говорить о малограмотных сельских ворожеях, которые только и способны, что у крестьянских коров вымя лечить! – высокомерно бросает принц.
Я вспыхиваю и чувствую себя оскорблённой. Знал бы этот хлыщ, какую боль приносит коровам больное вымя! И сколько горя в крестьянской семье, если падёт единственная кормилица!
Принц отводит с моего пути ветку, которую я даже не заметила. Потому что вся занята попытками усмирить рвущийся наружу гнев. А он ничего не подозревает, и рассуждает дальше задумчиво.
- Возможно, у неё это просто старость. Понятия не имею, сколько ей уже лет. Помню Грозу столько же, сколько сам живу на свете. Как бы сильно я хотел задержать время! Не представляю, как переживу её уход.
- Вы так любите своих собак?
- Собаки намного лучше людей. Собаки не способны на предательство и подлость. И они любят бескорыстно, всем своим огромным собачьим сердцем. Люди так не умеют.
Ну да, если ты судишь по себе, то конечно!
Мне эти внезапные лесные откровения принца совершенно не прибавили душевного спокойствия. Слишком часто за последнее время он ведёт себя странно, так, как не ожидаешь. Слишком часто пытается убедить меня, что тоже человек. А я не хочу о нём так думать.