Но бывает хуже: человек умер страшно, тяжело или слишком быстро и не успел поверить в собственную смерть. Или — ещё отвратительнее — умер так больно, что потащил эту боль за собой, застрял в ней. И тело уже умерло, а душе всё больно, больно и больно. Если бы ад существовал, то вот он.
Ковжек — он для тех существует, кто застрял на пороге. Он всего лишь берёт за руки.
… Идиот кричал!
Понятно, почему кричал: оказаться в этом всём страшно.
Понятно.
Это не понятно, это…
Ковжек сам каждый раз умирает.
Работа. Работа! Работа-а-а така-а-а-а-ах!
***
Кларенс такой неудачный, что бесы разбежались, бесов не удержал, а потом его рвут на части.
Это больно.
Он кричит и всё ещё помнит про разбежавшихся бесов.
***
Самое сложное — взять за руку. Руки умерших холодные, скользкие, могильные. Ковжек уже столько этих рук передержал. Руки умирающих ничем не лучше, только теплее.
— Руку дай, твою мать! Руку! Держу! Держу тебя! Хорош! Хорош уже помирать!
Тот руки не давал, все мычал и дергался.
— Это вообще не тебя убили!
Он извивался, как скользкая мерзкая рыбина, и не давался, чтобы схватить и выволочь. Живые, ей-богу, хуже мёртвых. Те так не дёргаются.
— Блядь!
Наконец разглядел лицо. Лицо было знакомое, но откуда?
— Хватит!
И, за неимением других способов удержать и привести в чувство, вцепился этому зубами в шею. И тем шокировал — себя и этого. Этот резко дернулся и забыл умирать. Но успел все залить своей горячей кровью.
От крови подворотные бесы и тени взбесились, взметясь и раздувшись, заслонив собой всё.
Ковжек зажмурился.
***
… Это была старая, но страшная смерть. Настолько, что за сто лет не выветрилась и вот, в полнолуние ожила. Ковжек читал про Городского Душителя в книжке. Тот не только душил несчастных проституток, но и вытворял с ними всякое (этого читать в подробностях не стал). На совести его было что-то около трёх десятков бедняжек. А потом он сам стал жертвой (тоже без подробностей — но их Ковжек маньяку желал).
И вот — встретились в подворотне.
Ковжек, Душитель и его смерть.
Бесы, дорвавшиеся до живой крови, радостно верещали.
…Мать говорила, что работа — не сахар. Понятно же, почему, тут и объяснять не надо. И он мотал головой, дескать, не трать наше время на эти объяснения. А она сперва порывалась что-то объяснить, а потом махнула рукой:
— Не то. Не то думаешь. Дурак ещё. Однажды поймёшь. Но тогда помни: работа должна быть выполнена.
— Ага.
Ага.
Душитель этот чёртов застрял на пороге. Там, за порогом, его ждало то, во что он верил. Здесь, на пороге, кто-то сделал с ним примерно то же, что он со своими жертвами. И это было так отвратительно, что Ковжека вывернуло прямо в гущу всего — крови, бесов, теней.
Терпеть это было невозможно, а шагнуть дальше Душитель не мог. Он… Он этого боялся ещё сильнее, наверно. Боялся.
Но то, что с ним делалось бесконечно в его бесконечно моменте смерти, было ужасно.
Ковжека снова вырвало, уже желчью.
А тени: ни наконец разглядел.
Всё сплошь женские лица. Они кривились в крике и злорадном хохоте.
Собрались, значит. Молодые сплошь, симпатичные лица и взбухшие следами веревки шеи. Единственная им радость.
Ковжек поднялся и нашарил спиной стену. Подпер себя. Трясло. Впервые в жизни его рука так так ослабела, что он не мог её протянуть. Чтобы протягивать руку, нужно было больше веры и сострадания.
У Ковжека не было столько.
Плясали лица. Радостно улюлюкали.
***
Кларенс кое-как отполз, прижимая руку к горлу. Между пальцами текла кровь, но особенно больно не было, только страшно.
Не вампир, думал, только бы не вампир.
Но нет, укусивший вампиром не был: разглядел, когда отполз подальше и хорошенько потряс головой. Творилось что-то ужасное, слишком быстрое, чтобы было понятным. Но укусивший, который не вампир, оказался знакомым, оказался страшным противным соседом. И выглядел так, будто сейчас умрёт.
Кларенс кое-как, пошатываясь, поднялся. У него в сумке на велосипеде были фонарь, аптечка и бутылочка мёда. Он подумал, что всё это сейчас пригодится. Наверно.
— Эй?!
Сосед поднял взгляд. Глаза у него были пустые чёрные провалы. Кларенс такое уже где-то видел. Видел, не мог вспомнить, но вроде как понимал, что и зачем. И что времени нет, нужно соображать быстрее.