К издательству мы с Юрием Петровичем подъезжаем почти одновременно. Он сейчас мой единственный союзник, его двадцать процентов и мои двадцать – это все-таки не ерунда, почти половина. Спрашиваю дядю Юру, что он думает делать. Он нервно покусывает губы.
- Антон… Я, наверное, тоже продам. Если, конечно, он предложит.
Не нахожу, что сказать. Просто молча смотрю.
- Антон, пойми… Это все так непонятно… страшно. Эта дикая ситуация… Я слабый человек… И, знаешь, далеко не семи пядей во лбу. Весь этот большой бизнес… Я, в общем, неплохо справлялся, но потом, когда это все так разрослось… Я потому и ушел. Почувствовал, что больше не тяну. Не обижайся.
Я, в общем-то, не в обиде на него. Мне самому страшно. Продать… Может быть и стоит. Мерзкое чувство, я как будто предаю отца, предаю компанию, которой он столько отдал. Отбрасываю эти мысли подальше, в конце концов, он сам все разрушил. Мне некогда сейчас думать о том, как сберечь остатки, я должен решать наши с мамой проблемы. Возьму и продам. Вполне возможно.
В вестибюле останавливаемся. Куда идти? Раньше такие заседания всегда происходили в комнате отдыха за кабинетом отца, чего там, все ведь свои. Но вряд ли сейчас это уместно. Заминка недолгая, нас, оказывается, встречает секретарша нового генерального – блондинистая стервочка в строгом офисном костюмчике, ловко сидящем на очень даже неплохой фигурке. Обтянутые телесной лайкрой ножки в классических «лодочках» тоже вполне. Стервочка – воплощение делового этикета – улыбается профессиональной нейтральной улыбкой и приглашает нас пройти в зал заседаний. Оказывается, он здесь есть. А я и не знал.
Блондиночка уверенно ведет нас по офисным лабиринтам. В издательстве непривычно тихо. Никто не дымит в курилке, не трепется в коридорах. Все затаились, все трясутся за свои места. Новый владелец обычно приходит с командой. Хотя на самом деле волноваться надо лишь топам, все остальные могут расслабиться. Кого волнует, кто подшивает в папки накладные или вкладывает письма в конверты?
Садимся с Юрием Петровичем за длинный овальный стол – символ политкорректности. Идеальные плавные линии, никаких острых углов, но в то же время и никакой фамильярности круглого стола. На столе уже стоят стаканы, маленькие бутылочки с минеральной водой. Секретарша предлагает принести чай или кофе, но мы отказываемся, напряженное ожидание не располагает. Тогда она снова вежливо улыбается и, сообщив нам, что господин Гуров будет через десять минут, исчезает. Отмечаю, как грамотно действует господин Гуров. Заставляет себя ждать, показывает, кто здесь теперь хозяин.
Ровно через десять минут он появляется, и я чувствую, как кровь приливает к щекам, а сердце проваливается куда-то в живот. Не ожидал. Но не могу сказать, что удивлен. Даже как-то логично, что «господин Гуров» и мой старый знакомый с завышенным самомнением и задатками террориста – одно и то же лицо. Без него дурной сон, в который так неожиданно превратилась моя жизнь, был бы неполным. Но все равно, какая-то фантастика. Змей выполз из Рая и настиг меня в дождливой осенней Москве.
Его просто не узнать. Он чисто выбрит. Без неопрятной щетины хорошо видна четкая линия скул, слегка впалые загорелые щеки, твердый подбородок. Волосы аккуратно причесаны, только на лоб падает несколько прядей. Хотя, на чей-нибудь строгий вкус сзади они, может быть, чуть длинноваты, полностью закрывают воротник темно-серого костюма. Этот костюм сидит на нем безупречно, как на манекене, но в то же время немного небрежно: пиджак расстегнут, узел галстука приспущен всего на какие-то миллиметры, но это создает впечатление свободы. На смуглом запястье неброский «шопард» стоимостью с неплохую двухкомнатную квартиру. Меня он, кажется, пока не узнает, чему я очень рад. Момент истины неизбежен, но пусть хотя бы не сразу, ладно?
Здороваемся за руку:
- Гуров Виктор Александрович.
- Палышев Юрий Петрович.
- Тихомиров Антон Алексеевич.
Твердая теплая рука. Твердое раскатистое имя. Не имя, а какое-то рычание. Впрочем, Роберт Корнеевич было бы еще хуже. Специально стараюсь говорить ровно и невыразительно, чтобы у Гурова не возникло никаких ассоциаций с моим голосом. Но он все-таки на секунду задерживается на мне взглядом, как будто старается что-то понять.
Знакомство состоялось, можно переходить к делу. Для начала нам предлагают ознакомиться с результатами проверки. Тут же в зал бесшумно проскальзывает блондинистая секретарша. Впечатление такое, что она караулила под дверью, прильнув ухом к замочной скважине. В руках у блондинки пачка бумаг. Нам с дядей Юрой выдается по экземпляру аудиторского заключения – довольно толстая стопочка, конечно, компания ведь немаленькая. Впрочем, наверху предупредительно выложена краткая, всего на четыре страницы, выжимка.
Гуров советует нам изучить полную версию потом, дома, без спешки, а сейчас пока ограничиться четырехстраничной сутью дела. Не могу сосредоточиться как надо, мешает пристальный взгляд нового компаньона. Но я все равно стараюсь вникнуть. Чем дольше читаю, тем тоскливей становится. Дела на фирме, и правда, не очень. Много нарушений, недостачи, учет совершенно запутан. Похоже, что от пристрастия отца пострадало не только имущество семьи, он и в финансы компании успел запустить руки. Юрию Петровичу, видно, тоже не нравится, он все время тяжело вздыхает.
На четвертой странице меня прерывают. Гуров встает, подходит и бесцеремонно снимает с меня очки. Теряюсь от такой наглости и даже не нахожу, что сказать, просто возмущенно таращусь ему в лицо. Если, конечно, мои «щелочки» могут сейчас таращиться. Это самое лицо, в которое я уставился, отражает различные чувства. Сначала – узнавание, потом – удивление, впрочем, не очень сильное, видимо, он с самого начала смутно догадывался. Обращает внимание на мои воспаленные от ночных слез глаза, и взгляд немного смягчается. Если бы я его не знал, мог бы даже сказать, что становится сочувствующим. Голос тоже чуть-чуть мягче:
- Извините… Но пусть лучше так. Мне неприятно говорить с человеком, если я не вижу его глаза.
С этими словами он кладет очки на стол, подальше от меня. Ему неприятно, скажите пожалуйста. Кого бы это еще волновало… Первый порыв – вернуть очки на место, но я его сдерживаю. Сейчас не время тягаться с ним из-за такой ерунды. Да и смысл теперь в них? Все уже всё видели. Больше сосредоточиться не могу, но я уже почти все прочел. Дядя Юра тоже заканчивает. Гуров подводит черту:
- Как видите, все очень запущено. Последние два года ваш компаньон не столько руководил компанией, сколько доил ее. Да и вы, господа, тоже хороши, предоставили ему полную свободу действий, пустили все на самотек. Так что, кроме себя винить вам некого.
Во мне поднимается раздражение. Опять этот снисходительный тон, эта манера судить других людей, неужели сам святой? Чертов гребаный террорист. А дядя Юра совсем сник. Он какое-то время молчит, наверное, собирается с духом, потом спрашивает Гурова, не хотел бы тот купить и его акции. Тот ненадолго задумывается, утвердительно кивает.
- Давайте так: встретимся завтра. Если не передумаете, буду ждать вас в десять в своем кабинете. Тогда все и обсудим.