— Болезнь?
— Нет, сэр, его убили на улице. В полиции сказали, что это было ограбление, и если бы он не сопротивлялся…
Лис ничего не ответил, но в его янтарных глазах на миг блеснул зелёный огонёк.
— Больше мне нечего вам рассказать. Я живу с бабушкой, хожу в школу, стараюсь хорошо учиться. Спасибо, что проводили, сэр.
Он улыбнулся, не показывая зубов, и похлопал меня по плечу. Я поблагодарил его ещё раз, а когда шагнул к порогу, взялся за ручку нашей двери и обернулся, рыжего спасителя уже не было. Казалось, он просто растворился в приближающихся сумерках.
— Ну что ж, как говорит наш учитель словесности, «все сказки когда-либо заканчиваются, и потому Кристофер Марло будет вечно мёртв, а Шекспир — жив!». Знать бы, что он при этом имел в виду, — неизвестно кому пробормотал я.
На мгновение затылок кольнула шальная мысль: вот мистер Лис знал бы! Что ж, возможно, он действительно умнейший среди «близких к природе», но, как ни верти, всё равно остаётся таким же зверем, как и все. Не человеком.
— Заявился наконец, мелкий поганец? — мрачно приветствовала меня бабушка, могучая краснолицая женщина преклонных лет, пахнущая невероятной смесью табака, виски, опиума для сна и мятных пастилок от кашля.
Она одевалась в коричневые шерстяные платья покроя прошлого столетия, носила тяжёлые башмаки, шиньон и капор, а выражалась на уровне грубой портовой матросни времён ещё Фрэнсиса Дрейка.
— Простите, я задержался.
— Простите, я задержа-ался… тьфу! Что ты за дохлая мямля, Эдмунд?! Если бы каким-то чудом ты попал на флот Её Величества, боцман каждый день драл бы тебя линьком!
— Да, мэм. Вы правы, мэм, — привычно кивнул я. Бабуля почему-то требовала, чтоб я обращался к ней на американский манер. — Надеюсь, я не попаду на флот, мэм.
— Откуда у тебя синяки на лице? Ты опять подрался, негодный мальчишка?
— Нет, мэм. На меня напали ребята Большого Вилли.
— Ха! — Бабушка грозно упёрла окорокоподобные руки в бока и зажмурила один глаз, как попугай Джона Сильвера. — Надеюсь, ты устроил им хорошую взбучку?
Я промолчал. Рассказывать о том, как на самом деле всё было, вряд ли имело смысл.
— Дьявол и присные, ты опять струсил, Эдмунд Алистер Кроули?!
— Я не Кроули, это фамилия моей матери.
— Подерзи мне тут, паршивец! Твой отец был такой же жалкий трус, учителишка никому не нужной геометрии, искалечивший всю жизнь моей племянницы. Марш к себе в комнату и помни, что на сегодня ты лишился ужина!
— Можно подумать, у нас когда-нибудь был приготовлен ужин, — упёрто пробормотал я, поскольку люто ненавидел, когда кто-то говорил что-либо плохое о моём отце. Я любил его, и мама его любила.
И без того красное лицо бабушки стало наливаться пунцовой краской, она уже шарила у порога в поисках кочерги, палки, метлы или ещё чего-нибудь равноценно тяжёлого, чтобы швырнуть в меня, когда к нам вдруг постучали.
— Какого хромого дьявола? — удивилась она, собственноручно распахивая двери.
На пороге стоял мой недавний знакомец, мистер Лис собственной персоной.
— Чего тебе надо, грязное животное? — рявкнула моя бабуля, отродясь не имевшая никаких понятий о культурном воспитании.
— Клянусь шерстью австралийских бесов, да вы шутите, матушка, — нарочито громко расхохотался Лис, вытаскивая из-за пазухи бутылку дешёвого виски. — Сдаётся мне, вы привыкли лепить правду в глаза, не то что эти современные курицы в кринолинах и страусовых перьях, что прогуливаются с сопливыми детишками вдоль Темзы. В Лондоне давно забыли, что такое настоящая женщина, верно?
— Заходи, красавчик. — Мгновенно сменив тон, бабушка кокетливо поправила накладку фальшивых волос на макушке. — Вижу, у тебя есть дело?
— То самое, о котором нельзя говорить на сухую. Так не пропустить ли нам по стаканчику доброго пойла для гладкости речи?
— Ты говоришь, словно читаешь Библию, — важно согласилась бабуля, проводя гостя в нашу загаженную квартирку.
Я вытянул шею, но Лис даже не посмотрел в мою сторону.
На мгновение мне показалось это обидным, но потом любопытство пересилило все остальные чувства. Мне было жутко интересно, что привело его сюда и какие цели преследует этот странный зверь? Ради чего он здесь, что ему от нас надо, мы же бедны как церковные мыши.
Меж тем бабуля широким жестом смела на пол грязные тарелки и крошки со стола, потом достала два стакана, дохнула в них, вытерла изнутри краем подола и гордо поставила перед гостем.
Лично я под угрозой привязывания к жерлу пушки, подобно тому как привязывали вождей восстания сипаев, не стал бы из них пить, но наш гость легко свинтил пробку и быстро разлил на двоих.