— Сьюзи Кью, — сказал он тихо-тихо, его голос был таким нежным, что я чуть не заплакала снова.
— Я в порядке, — сказала я сухо.
— Ты так не выглядишь.
Черт, меня бесило то, что его дразнящий тон вызывал у меня желание смеяться, даже когда я собиралась заплакать.
— Стоп. Не надо.
Наконец я отвела взгляд от неба и обнаружила, что он смотрит на меня с такой милой нежностью в глазах, что мне стало трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы думать.
— Стоп — что? — спросил он.
— Перестань быть со мной таким добрым. — Я поняла, насколько нелепо это звучало, когда он удивленно изогнул брови. — Я серьезно. Было бы намного проще, если бы ты перестал быть таким милым.
— Могу поспорить, что так и будет, — сказал он, уголки его губ дернулись в том виде едва сдерживаемого веселья, который я так хорошо успела узнать. Однако это было смягчено грустью, и я был немного поражена, осознав, что это я была причиной этому.
Люк придвинулся ко мне немного ближе:
— Я уверен, что было бы намного легче притвориться, что то, что между нами есть, нереально, если бы ты снова начала думать обо мне как о большом страшном сером волке.
— Я никогда бы не…
— Да, ты это сделала, — прервал он меня, но в его голосе не было гнева. — Ты смешала меня с Джоэлом и другими идиотами, и я это понимаю.
Я скрестила руки на груди, чувствуя стыд, смешанный со смущением, из-за того, что я когда-либо думала о нем как об еще одном тупом спортсмене.
— А ты такой?
Он кивнул:
— Возможно, я не замечал тебя до этого года, но и ты меня тоже не замечала.
Я сглотнула, потому что бессмысленно отрицать.
Но все равно это ничего не меняет. Я все еще могла видеть выражение лица Кары, когда она заметила его руку, обнимающую меня. Она не могла понять, почему Люк вообще хотел иметь со мной что-то общее, и в тот момент я тоже не понимала.
Казалось, он прочитал мои мысли, сделал ещё один маленький шаг вперед и потянулся, чтобы убрать один из моих локонов с моего лица:
— Ты мне нравишься, Сьюзи Кью. Чего я не понимаю, так это почему тебе так трудно в это поверить.
Я не могла, хоть убей, объяснить, почему из-за этого простого утверждения плотина прорвалась и потекли слезы.
— Не плачь, детка, — попросил он. — Пожалуйста, не плачь.
Я фыркнула и не сопротивлялась, когда он притянул меня к своей груди. Его грудь была теплой и твердой под моей щекой, а его аромат, который я так хорошо знала, смешивался с кожей и средством для волос, которое он использовал, чтобы придать прическе вид.
Даже сквозь слезы у меня был этот момент — один из тех редких, мимолетных моментов ясности. Я знала, что это будет воспоминание, которое я никогда не забуду. Я без сомнения знала, что его запах, ощущение его присутствия рядом со мной, даже звуки криков и смеха, доносящиеся с карнавала, навсегда останутся в моей долговременной памяти.
Он погладил меня по спине.
— Почему ты плачешь?
Я фыркнула. Это было так неловко, слишком унизительно, чтобы признаться.
— Я не знаю, почему я тебе нравлюсь.
Он слегка отстранился и посмотрел на меня сверху вниз:
— Не знаешь? — переспросил он. — Ты не можешь себе представить мир, в котором парень находит тебя красивой, умной, забавной и сексуальной…
— Теперь я точно знаю, что ты лжешь, — прервала я его, еще раз фыркнув. — Никто не считает меня красивой или… или сексуальной.
— Я очень сомневаюсь, что это правда, — ответил он. — Но я не могу говорить за всех, я могу говорить только за себя.
Его руки вокруг меня сжались, и выражение его лица стало нехарактерно серьезным.
— Если другие парни не видят твоей невероятной привлекательности, значит, они явно тебя плохо знают.
Я издала звук, который был наполовину смехом, наполовину рыданием. Кто знал, что Люк Уорнер может быть таким милым? Я этого не знала. Я бы даже не догадалась, что он может таким быть, если бы он не приложил все усилия, чтобы познакомиться со мной, и показать мне себя такого.
Но как бы его слова ни заставили мое сердце сжиматься и болеть в груди, это всё звучало неправдоподобно.
Я не думала, что он впрямую лжет, но чего-то не хватало. Это была еще не вся история. Я отодвинулась еще немного назад, чтобы посмотреть вверх и увидеть его лицо, все еще стоя в теплых и уютных его объятиях.