Ясек растянулся на полу возле моей кровати.
— Значит, так… — начал он.
Я только повторяю его рассказ.
У пани Хжановской руки опускаются довольно часто, потому что ее просто до этого доводят. Она шестнадцать лет преподает в нашей школе, и за эти годы через ее руки прошло не меньше двух десятков гавриков, отличающихся одной особенностью: нипочем не догадаешься, какой номер они выкинут через минуту. И наш Генек Крулик в этом смысле не знает себе равных. Сегодняшняя история началась позавчера, когда Генек вместе со своей мамой побывал на толкучке и мама купила ему райфлы — это такие джинсы, made in USA. Блеск, а не штаны! Во-первых, молниеносно затвердевают от грязи, во-вторых, очень быстро теряют цвет, причем только местами, что особенно ценно. Уже через несколько дней они обтрепываются снизу, а после стирки становятся похожи на старый мешок. Ничего не скажешь, брючки что надо. Куда до них отечественным — наши и цвет теряют не так скоро, и грязь к ним меньше прилипает, а после стирки, глядишь, они опять как новенькие. На черта такие нужны! До сих пор в нашем классе только у одного Глендзена были райфлы. Ясное дело, Генек никак не нарадуется на свои портки, а на уроках вертится точно заводной, чтоб они у него побыстрее на заду вытерлись. Сегодня на анатомии пани Хжановская вызвала Агату. Агата как пошла чесать, только держись! Но пани Хжановская слушала ее вполуха, в основном она свое внимание сосредоточила на Генеке, который тем временем обсуждал с Глендзепом какие-то животрепещущие проблемы, связанные с райфлами. И вдруг пани Хжановская его вызвала.
— Крулик! — сказала она довольно громко.
Но Генек ее не услышал, потому что он свое внимание на пани Хжановской не сосредоточивал.
— Генек Крулик! — повторила пани Хжановская почему-то писклявым голосом.
Генеку и на ум не пришло, что его вызывает учительница. Он решил, это шуточки Люськи Квасневской, она у нас обычно пищит или квакает. Поэтому он спросил:
— Ну чего?
И тут пани Хжановская взорвалась.
— Как это «чего»? — сказала она уже своим обычным голосом, может быть, даже немного с хрипотцой.
— Ах, это вы! — удивился Генек.
— Я!
Тогда Генек вскочил и завопил:
— Здесь!
— Это я вижу. Ты готов?
— К чему? — спросил Генек, окидывая класс блуждающим взором.
— К ответу по анатомии!
— А-а-а, по анатомии… э-э-э, ну, не знаю, вроде бы… — пробормотал Генек.
— Первую помощь можешь оказать?
— Нет. У нас этим мама занимается! Если что случится, мы сразу к маме…
— Я спрашиваю, приготовил ли ты домашнее задание на тему «Первая помощь в несчастных случаях»? Я его задавала тебе, а не твоей маме!
— Ах, домашнее задание?! — оживился Генек; он как будто наконец спустился на землю. — Домашнее задание-то я приготовил, — гордо заявил он.
— Гроза, — коротко бросила пани Хжановская.
Генек огляделся по сторонам.
— Вы ошиблись. Грозы у нас нету, он в «Б».
Тут Глендзен ущипнул Генека через райфлы. Помогло.
— Ах, гроза! Значит, молния. Понял, извините. Молния — это плохо. Очень скверная штука. Хуже всего, что… сейчас, как это… когда молния попадает в человека… она… это… в нем застревает… э-э-э… а вытащить молнию из покойника… ну… очень сложно. Когда я жил в деревне, мне один старик рассказывал, что лучше всего человека вместе с молнией закопать и землю… э-э-э…
— Садись! — оборвала пани Хжановская ученые рассуждения Крулика. — Садись, пока я тебя не закопала в землю вместе с твоими глубокими знаниями! И не приходи в школу без матери!
Генек опустил голову. Губы у него шевелились, но слов не было слышно.
— У моей мамы больное сердце… — наконец выдавил он.
— Ничего удивительного! — воскликнула пани Хжановская. — Если у меня руки опускаются, хотя я имею с тобой дело всего раз в неделю, представляю, каково твоей маме! И такие отговорки мне тоже знакомы. У всех у вас родители больны, когда их вызывают в школу! Мне очень жаль, Генрик, но тебе не удастся меня провести! Завтра в восемь изволь быть в школе вместе с отцом или с матерью.
— Папа уехал в командировку.
— Этого следовало ожидать! У мамы больное сердце, папа уехал в командировку. Кажется, я это уже где-то слыхала! Итак: завтра в восемь.
Генек совсем повесил голову. Он даже о райфлах забыл. А я как вспомню, чего он наговорил пани Хжановской, в общем-то, начинаю понимать, отчего у нее руки опускаются…
