Выбрать главу

– Чик-чик, я в домике! – голос балерины стал мягким и испуганным.

Она по-детски сложила руки на груди крестом, будто играла в догонялки с кем-то. Только с кем? С совой?

Мне оставалось только наблюдать.

Сова налетала на балерину и клюнула ее в темечко. Машина резво двинулась и засверкала фарами. Я смотрел, как балерина медленно падает вниз и быстро стареет, превращаясь в усохшую старуху.

– Вот это расклад, – пробубнил я невнятно, опасаясь, что сова и меня заклюет до смерти.

Слава Богу, сова со мной не разговаривала, иначе я бы непременно подумал что свихнулся. Она покружила над поляной и улетела, оставив на земле несколько перьев.

Балерина или то, что от нее осталось, лежало неподвижно. В голубой строгой юбке, белой блузке, колготках со складками на худых ногах. Рядом валялись перчатки и пиджак. Я не знал, что мне делать: бросить балерину или отнести Васо. Недолго думая я решил бежать, но случайно заметил, что на ее пальце нет перстня. Я наклонился и рассмотрел обе руки: покореженные и костлявые. – Перстень пропал.

По большому счету, идти мне было некуда – квартиру я «добровольно» подарил Гулисе, ресторан тоже. К Олесе – совесть не позволяла. Да и мать не хотел расстраивать и впутывать в свои проблемы. Пошел к Матрене. Образ этой старушки всплывал перед глазами и звал меня. Если честно, я думал, что схожу с ума.

Выбираться из лесу довелось недолго – луна освещала все вокруг, и все тот же образ указывал дорогу. Я вышел на околицу и без труда добрался к дому местной чародейки.

Из маленького покосившегося окошка лился тусклый оранжевый свет. Внезапно скрипнула дверь и из нее показалась седовласая голова хозяйки. Матрена ждала меня. Я уже ничему не удивлялся.

Она отворила калитку, хрипло дыша:

– Эх, Русланчик, предупреждала же. Зачем глаза на балерину поднял? Да, не отвечай – знаю я все, знаю.

– Расскажите, что вы знаете? Кто она такая эта балерина?

– Заходи, внучок. Чай уже настоялся, – Матрена, будто нарочно уходила от разговора.

Миновав крохотный дворик, мы поднялись на порожек. Трухлявые дощечки поскрипывали, казалось, вот-вот рухнет все крыльцо. В домишке полы оказались понадежнее, но убогие стены с проводкой поверх обоев взяли свое. – Старый-старый дом.

Матрена усадила меня за стол. Сама села напротив и разливала чай по чашкам.

– Нехорошо ты поступил, внучек. Ох, нехорошо. Лизоньку не проведал, а Олесю проверять вздумал.

Стыдно мне стало. Я сделал глоток.

– Утром пойдешь в Лизе, отнесешь ей яблок, – показывает на ведро рядом с лавкой. Надень ей на палец это кольцо, – и кладет на стол тот самый перстень, что на балерине был.

– Как вам это удалось, в голове не укладывается?

–  Мои секреты тебе знать не к чему.

Матрена подула на горячий чай, и я провалился в глубокий сон. 

Наутро страшно болела голова, как с похмелья. Матрена всучила мне яблоки, кольцо и при этом попросила ни с кем не говорить о случившемся в лесу. Ни с кем – повторила она и ушла по своим делам.

И я с полным пакетом яблок пошел через поселок, потом вдоль проезжей части в город, а потом по городу к больнице.

К Лизе меня провела дежурная медсестра. В палате кроме Лизы никого не было. На соседней койке лежал матрас в пятнах. Форточка закрыта, кислорода не хватало. Никак не мог привыкнуть к запаху лекарств.

Я придвинул стульчик ближе к кровати и присел, не зная с чего начать. Гостинец положил на тумбочку, а сам вертел яблоко. Лиза смотрела с непониманием. Наверно, уж слишком глупо я выглядел.

– Мне жаль, что так вышло, Лиз. Я верю, ты поправишься.

Лиза не отвечала.

– Я принес тебе не только яблоки – у меня еще кое-что есть для тебя.

Я достал кольцо и надел ей на палец, как просила Матрена.

Лиза приподняла руку и пошевелила пальчиками. Камень засиял, отражая солнечный свет.

– Спасибо, – единственное слово произнесла Лиза и опустила ресницы, погружаясь в сон.

Я смотрел на ее спящее лицо. Щеки на глазах розовели, болезненная бледность исчезала. Она явно шла на поправку.

Проведав Лизу, я направился на работу. Небритый и одетый неподобающим образом, с кашей в голове и парой яблок в желудке.

У проходных стоял черный джип, из которого вышел мне навстречу сам Васо Обезбашидзе.

Выглядел он встревоженным. Без галстука. Под рубашкой сверкала толстая золотая цель и ладанка с изображением Пресвятой Богородицы.