Выпрямилась в кресле для придания солидности и протянула конверт с пшикограммами. Хамелеон разглядывал придирчиво, даже гребешок шевелился от усердия, и тоненько позвякивали многочисленные колечки, которыми тот украшен. Лицо исказила злобная гримаса, а цветные полоски на коже, которыми щеголяет каждый представитель его вида, потемнели.
– Что ж, – изрек он, запихивая конверт во внутренний карман пиджака, – работу, вы, выполнили качественно. Зато срок задержали невозможно. Я, так и быть, не стану требовать с вас неустойку, но оплаты, вы, конечно, лишаетесь. Уверен, вы и не рассчитывали на нее после такого.
Он говорил и говорил, но я больше не слушала. Ярость ощутимо булькала и пробивалась наружу, а глаза застил кровавый туман, но улыбка так и не исчезла с моего с лица. Когда подрабатываешь компроматом, приходится мириться с возможными мошенниками. Только те, кто однажды обжулил меня, больше никогда к этому не прибегали не только со мной, но и с остальными тоже.
– Конечно, Олиандр. Моя ошибка. Понимаю. Извините за задержку.
Из-за стола выходила, стараясь не смотреть на самодовольную рожу неумного коротышки. Природа не только обделила его ростом, но и умом тоже, зато родители, в насмешку не иначе, дали шибко звучное имя. Рассчитываться не стала: пусть думает, что это единственная месть за неуплату честно отработанного гонорара.
Мой путь лежал обратно в корпорацию «Ор Оф Гумани», а план строился на том, что Ортегаса в кабинете ныне нет. Перестраховаться все же не помешает, так что сперва заглянула к флайтам – маленьким дракончикам, которых можно убедить поработать извозчиками. Все они выбирали разное вместо оплаты: драгоценные камни, сладости, украшения, возможность жить в городе.
Диких флайтов в город не пускали, а тех, кто не имел специального колечка на кончике хвоста, как знака принадлежности к владельцу, безжалостно выгоняли. Они возвращались. Их снова отлавливали. Так до бесконечности, ведь, средства защиты от флайтов нет. Но после десятка выдворений, многим настолько надоедало метаться и прятаться, что соглашались на работу. Даже самые мелкие из них выше ростом взрослых хозяев, и без усилий поднимают подобный груз. Они считают, что и не работают вовсе, а делают одолжение. Так оно и есть, ежели подумать.
Флайта Ортегаса нет, можно открывать проход в кабинет. Записку с коротким «Олиандр Лойр» положила на его стол под стекло, чтобы точно не улетела. Скорпиус умен и отлично понимает, что я выполняла заказ. Это не отменяет злости на меня и желания поквитаться, но теперь ему есть на кого перенаправить избыток энергии.
Оличка не знает, во что ввязался: нет противника страшнее разозленного скорпиуса. Ортегас в ярости и пока не может дотянуться до меня, нацелится на хамелеона.
– Вот, так мой хороший. Теперь тебе есть чем заняться, кроме меня.
На прощанье таки схулиганила: поцеловала записку и вернула назад. Надеюсь, он не относится к тем магам, что способны по капельке помады разыскать целого хухрика.
Ортегас
Скорпиус так резко откинулся на спинку кожаного кресла, что то жалобно скрипнуло под немаленьким весом мужчины. Ноги закинул на дорогущий стол прямо в ботинках, закрыл глаза и отрешился от действительности. Ргушный5 хухрик сбежал с такой скоростью, что отследить точку выхода не удалось. Поиск с воздуха тоже ничего не дал, только загонял флайта и отморозил хвост. Свой, а не флайта.
Ортегас вовсе не предался меланхолии, как казалось со стороны. Он просчитывал варианты мести, строил планы поиска и размышлял о том, что убийство хухрика подсудное дело. Свою свободу он ценил больше мести так что, пока не отловил секретаршу (бывшую!), стоит придумать изощренный ответ.
Он открыл глаза, изучил лепной потолок и впервые после ремонта во всем здании корпорации задумался над сакраментальным: «Какого ргуша?». Лепнина подходила к офису так же, как сирена к работе. Сирены отлично скандалили, истерили, разносили стекла голосом, короче делали все, что угодно кроме работы.
Вспомнив о любовнице, скорпиус спустил ноги на пол, уселся поглубже в кресло и потянулся к подгляду. Подглядом хитрое устройство прозвали за мелкий дефект. Небольшая коробушка устанавливала связь между двумя желающими пообщаться и выдавала просвечивающую картинку говорящих. Та подрагивала в воздухе и висела сама по себе точно над приемником, расположить который можно где угодно. Идиллию нарушало самовключение устройства и запись всего происходящего в комнате. Одного подгляда в семье зачастую оказывалось достаточно, чтобы вскоре чета разлетелась по свету, не забыв громко выяснить отношения.