- Варвара, успокойтесь, – проникновенно сказал. – Сейчас она пойдет и купит хлеб.
- Где она купит, закрыто уже нах… всё!
- Света, иди ко мне домой, там открыто. Зайдешь на кухню, в хлебнице возьмешь буханку хлеба… и в баре – в стеклянном шкафу – бутылку, на самой нижней полке справа. Запомнила?
Девчонка, помедлив, отцепилась от Олегова кресла и потрусила к калитке. А Славка в свою очередь с удовольствием отцепился от Варвары, которая при упоминании бутылки моментально подобрела и принялась рассыпаться перед Олегом в извинениях.
- И что теперь делать? Пусть она у нас ночует или как?
- Ее мамаша, когда насосется, становится белая и пушистая.
Поднялся ветер, завыл в черных соснах. Во дворе, вдоль желтой дорожки, золотисто горели маленькие фонари.
Натянуто улыбнувшись, Олег потер правое предплечье:
- Меня ремнем в последний раз били… очень давно.
Славка покосился на красную полосу на его щеке – совсем близко от глаза. Ничего не сказал. Повеселевшая Света забежала вперед и уже прыгала на веранде.
- Хороша родительница. Ненормальная, – пробормотал Олег.
- Отнюдь, – громко не согласился Славка. – Просто женский алкоголизм – зло. А особенно в сочетании с недотрахом.
- Тише! Не при ребенке же, – возмутился Олег одними губами. – И…
Он осекся – предпочел возле пионов держать рот закрытым.
А у Славки при взгляде на клумбы в голове снова закрутились стихи:
Яхонт розы – дни любви, разлук время – желтых крокусов янтарь – венок весен.*
Снова про долбаный янтарь. Определенно, у некого Станислава Косова надо было в свое время отбирать сборники стихов. Лучше бы немецкий выучил, что ли.
Проводив после ужина Светлячка и убедившись, что Варвара действительно не имеет больше детоубийственных намерений, Олег взял себя в руки и доразбирал сумку. Потом тяжело уселся на кровать, рассеянно почесал за ухом болонку и призадумался. Было… странно. То, что Слава, которого впервые увидел буквально вчера, кажется сто лет знакомым и чуть ли не родным – это подозрительно, ну да ладно. Существуют люди, которые умеют к себе располагать, а новому знакомому в харизме не откажешь. Настораживало другое. Горечь, вызванная гибелью Каравая, словно отъехала куда-то в прошлое и подернулась туманом, хотя все случилось опять же вчера. А сегодня на пляже он любовался морем и катался по песку от смеха как ни в чем не бывало. Может, стоит хотя бы поинтересоваться, где их похоронили, и на могилки сходить? Олег взял с дальней полки слоненка – рука не поднялась выбросить, надо Светлячку подарить – покрутил так и сяк. Никаких особенных эмоций. Он поставил игрушку на место, подошел к открытому окну, прижался лбом к фигурной решетке. За изгородью покачивались темные громады сосен. Пахло хвоей. Он зажмурился. Ищи, шумели сосны, ищи.
- Что искать? – спросил Олег и, вздрогнув, открыл глаза.
Надо ложиться, а то уже, как лошадь, стоя засыпает.
На кровати уютно обосновалась Гера, и он не стал ее прогонять. Болонка поддела мордой одеяло, ввинтилась внутрь. Он почувствовал, как мохнатое тельце со вздохом растянулось возле его правой ноги: хвост постукивал по бедру, мокрый нос уткнулся в лодыжку. Потом собачка успокоилась. Ему снился разговор деревьев и янтарная смола, стекающая по стволам. Смола, словно ртуть, собиралась в шарики – крупные, сияющие. Ищи, шумели сосны, ищи.
А наутро, когда снова потопали на пляж, подгоняемые Светой, Олег заранее задержал дыхание, но бросил взгляд на ненавистную клумбу и забыл выдохнуть. Там, где еще вчера красовались пионы, темнела рыхлая земля, приглаженная граблями.
- А… где… – удивился он.
- Моль съела, – скорбно ответил Славка.
- Какая еще моль?
- Ночная. Специальная, цветочная. В смысле, пионовая. Люля какой-то фигней брызгала, а я забыл – ну и вот. Под корень сточила.
- Никогда не слышал о пионовой моли.
- Здесь еще не то водится, – постращал Славка. – Одуванчиковая, маргаритковая… розовая – она такая гламурная и со стразами. Есть маковая, но та редко встречается. Потому что пожрет и в спячку до следующего года.
- Ясно, – протянул Олег. – Тогда про конопляную даже подумать страшно.
- Это точно. Как спалось?
- Нормально. Снилось всякое…
Тут Светлячок заинтересовалась, почему про конопляную моль страшно думать, и разговор про сны свернулся.
*
В стадию активного поиска Олег перешел поздно – на восьмой день, точнее, ночь. Славка уже заволноваться успел, почему так долго, но у этого дурика просто все было не как у людей.
Проснувшись от стука и сдавленного «Scheisse!», Славка – вместо того, чтобы вопить «Кто здесь?!» или даже «Грабят!» – довольно улыбнулся и включил бра. Олег не обернулся. Вернул на полку оброненную статуэтку, выключил фонарик и продолжил рыться среди любимых Люлей безделушек. Интересно, в доме вроде не холодно – он и спит в спортивном костюме?
- Там денег нет, – подколол Славка. – В сейфе поищи.
- Здесь есть сейф? – напряженно спросил Олег.
- Если честно, понятия не имею. Вряд ли.
- Угу.
Переворошив безделушки, парень тяжко вздохнул и взглядом поискал, куда бы присесть. Ничего подходящего, кроме Славкиной двуспальной кровати, не нашел и аккуратно умостился на краешек. Часы показывали четверть третьего.
- Я решил начать снизу, – сказал доверительно.
- Хорошая идея, – покладисто согласился Славка. – А что ты ищешь?
Олег сгорбился еще больше.
- Янтарное ожерелье. Длинное, с большими бусинами.
И без перехода.
- Я habe Knall gehabt… свихнулся.
- Кошмар! – Славка картинно всплеснул руками. – Мне придется жить в одном доме с сумасшедшим.
Олег вздохнул совсем уж душераздирающе.
- Ну ладно, переживу как-нибудь. И в чем же это «свихнулся» проявляется?
- В странных снах, слуховых галлюцинациях и навязчивых идеях.
Судя по четкости ответа, парень провел не один час, формулируя перечень симптомов. Видать, к будущему походу к психиатру готовился.
Это ж надо – таким мнительным быть! Подумаешь, Ожерелье наконец-то начало Хранителя призывать. Ничего особенного. Пожалуй, даже радоваться надо. А он – «свихнулся», «свихнулся»… Нервы ни к черту.
- Ожерелье, значит, – повторил Славка. – Знаешь, а мне Михайла что-то такое про этот дом говорил. Ну, будто бы здесь какая-то штука спрятана. Не то ожерелье, не то горшок золота. Так что не так уж ты и свихнулся. Как найдешь клад, поделишься?
Самопровозглашенный «псих» посмотрел блестящими в тусклом свете глазами. Вся фигура его выражала безмолвный укор, показавшийся Славке жутко смешным. Пришлось кашлянуть и сделать вид, будто утирает рот.
- Спасибо, конечно, за утешение, – проговорил Олег, – но… мне сны снятся. И деревья.
Он замолк, тоскливо уставившись в стену.
- Что деревья? – с искренним интересом уточнил Славка.
- Шумят, – Олег, оттолкнувшись руками, поднялся. Кровать тихо скрипнула. – Ладно… Пойду спать. Прости, что разбудил.
- Да ничего. Я тоже иногда по ночам гуляю.
Светло-серый спортивный костюм светлым пятном замаячил в черноте дверного проема и исчез. Удостоверившись, что сгусток ультрамаринового сияния благополучно оказался на втором этаже и – спустя полчаса – слегка потускнел, Славка щелкнул выключателем бра. Процесс пошел – это главное. А время… время еще есть.
*
Хорошая погода держалась недолго. Утром небо затянуло наглухо, бело-серым; скучно, по-осеннему моросил дождь; ветер в соснах пел унылые песни. Но завтракали все равно на веранде. Олег, укутавшись в толстый черный свитер, шевелил босыми ступнями под столом, клевал носом над чашкой кофе. Света, весело щебеча, таскала печенье из яркого пакета. Славка слушал море. Через далекий шум то и дело пробивались новые нотки, ничего конкретного, но Славке это очень и очень не нравилось.