Выбрать главу

Это давало возможность говорить надлежащим образом об идеально-духовных импульсах истории предыдущих столетий и показать, как ослабели они в новейшее время в сравнении с материально-экономическими.

Рабочие получали таким образом представление о способности познания, о религиозных, художественных, нравственных движущих силах истории и переставали рассматривать их только как "идеологию". Полемика с марксизмом не имела бы при этом никакого смысла; мне приходилось выводить идеализм из материализма.

На "уроках речи" можно было сделать лишь немногое в этом направлении. В начале курса я разъяснил основные правила риторики и декламации, за этим последовали упражнения для "учеников". Темой для своих упражнений они выбирали, разумеется, то, что им было хорошо знакомо в связи с их материалистической ориентацией.

"Вожди" рабочих не обращали сначала никакого внимания на школу. Передо мной было совершенно свободное поле деятельности.

Затруднения стали возрастать, когда наряду с историей мне пришлось преподавать и естественные науки. Было очень трудно переходить от господствующих в науке, особенно в области ее популяризации, материалистических представлений к таким, которые соответствовали бы действительности. Я делал все, что было в моих силах.

Благодаря преподаванию естественных наук моя преподавательская деятельность среди рабочих расширилась. Я получал приглашения от различных рабочих союзов с просьбой прочитать им лекции по естествознанию. Особенно они нуждались в пояснении нашумевшей тогда книги Геккеля "Мировые загадки". Позитивная биологическая часть, составляющая треть книги, являлась кратким и точным обобщением фактов, касающихся родства живых существ. И поскольку я был убежден, что именно с этой стороны человечество может быть приведено к духовности, то считал правильным говорить об этом и рабочим. Мои рассмотрения касались этой третьей части книги; относительно двух других частей я часто повторял, что они не имеют никакой ценности и что их следовало бы, собственно говоря, вырезать из книги и уничтожить.

На праздновании юбилея Гуттенберга[152] мне было поручено произнести торжественную речь перед 7000 наборщиков и печатников в Берлинском цирке. Таким образом, можно сказать, что мой способ общения с рабочими вызывал симпатию.

Благодаря этой деятельности[153] судьба вновь предоставила мне возможность погрузиться в жизнь. Как душа рабочего дремлет и грезит и как некоего рода массовая душа овладевает этими людьми, одурманивает их представления, суждения и жизненную позицию — вот что вставало передо мной в то время.

Но не следует думать, что души этих людей были мертвыми. Мне удалось глубоко заглянуть в души моих учеников, в частности — рабочих. Это входило в задачу, которую я ставил перед собой, приступая к этой работе. Отношение к марксизму среди рабочих тогда еще не было таким, каким оно стало двадцать лет спустя. В то время марксизм был для них чем-то вроде экономического евангелия, которое они изучали с полной отдачей. Позже пролетарские массы стали одержимы им.

Сознание пролетариата складывалось тогда из ощущений, как бы испытавших влияние массового внушения. Многие из его представителей без устали повторяли: придет время, когда в мире вновь начнут развиваться духовные интересы, но сначала должно наступить чисто экономическое освобождение пролетариата.

Я считал, что мои лекции оказывали на души хорошее влияние. Люди воспринимали также и то, что находилось в противоречии с материализмом и марксистским пониманием истории. Когда позднее "вожди" узнали об этой моей деятельности, то, конечно же, осудили ее. Один из таких "малых вождей" выступил однажды на одном из собраний моих учеников. Он сказал: "Мы не стремимся к свободе в пролетарском движении; мы хотим разумного насилия". В дальнейшем все усилия были направлены на то, чтобы против воли моих учеников удалить меня из школы. Постепенно эта работа стала для меня столь затруднительной, что вскоре, с началом моей антропософской деятельности, я оставил ее.

У меня сложилось впечатление, что если бы в то время со стороны многих непредвзято мысливших людей был проявлен интерес и понимание к рабочему движению и пролетариату, то это движение развивалось бы совершенно по-иному. Но этим людям предоставили жить среди своего класса, а сами жили среди своего. Каждый из классов имел лишь теоретическое представление о другом. Переговоры велись лишь о заработной плате, когда к этому принуждали забастовки и т. п. Основывались различные благотворительные учреждения: последние, впрочем, заслуживали всяческой похвалы.

Но всем этим животрепещущим вопросам недоставало проникновения в духовную сферу. А ведь только это могло отнять у движения его разрушительные силы. Наступила эпоха, когда "высшие классы" утратили чувство общности и начал распространяться эгоизм с его дикой конкурентной борьбой; эпоха, в которой уже назревала мировая катастрофа второго десятилетия XX столетия. Вместе с тем у пролетариата развивалось своеобразное чувство общности в виде пролетарского классового сознания. Он участвовал в "культуре", развивавшейся в "высших классах", лишь постольку, поскольку она поставляла материал для оправдания пролетарского классового сознания. Постепенно уменьшалось количество мостов, связывавших различные классы.

Благодаря "Магазин фюр литератур" мне была дана возможность понять сущность буржуазии, а благодаря моей деятельности среди рабочих — сущность пролетариата. Богатое поле для познавательного сопереживания движущих сил эпохи.

Глава двадцать девятая

В достижения познания последней трети столетия в духовной области, в развитие человечества стремился пробиться новый свет. Но духовный сон, в котором пребывало материалистическое толкование этих достижений, мешал даже предчувствовать этот свет, не говоря уже о том, чтобы видеть его.

Так наступила эпоха, которая благодаря уже своей собственной сущности могла развиваться в направлении духовного, но которая отрицала эту свою собственную сущность. Эпоха, когда начала осуществляться невозможность жизни.

Я хотел бы привести здесь несколько фраз из моих статей, написанных в марте 1898 года для "Драматургических листков" (издававшихся с начала 1898 года в виде приложения к "Магазин фюр литератур"). Я говорю там об искусстве декламации[154]: "Ученик предоставлен здесь самому себе и случаю более, чем в любой другой области… При той форме, какую приняла сегодня общественная жизнь, каждый человек может оказаться в положении выступающего публично… Возвышение обычной речи до произведения искусства является редкостью… Мы почти утратили чувство красоты речи и еще более — характерной речи… Никто не вправе писать о певце, не имея понятия о том, что значит правильно петь… По отношению же к сценическому искусству ставится гораздо меньше требований… Людей, которые понимают, верно ли произносится стихотворение, становится все меньше и меньше… Художественную речь в наше время считают неким проявлением неудавшегося идеализма… К этому бы не пришли никогда, если бы лучше осознавали присущую речи способность художественного развития".

То, как я тогда представлял себе все это, в некоторой степени осуществилось гораздо позже в Антропософском обществе. Мария фон Сивере (Мария Штайнер)[155], с воодушевлением относившаяся к искусству речи, посвятила себя сначала художественному чтению, а в дальнейшем с ее помощью на курсах, посвященных развитию речи и сценическому исполнению, эту область удалось возвысить до истинного искусства.

Я говорю здесь об этом, чтобы показать, как развивались в течение всей моей жизни определенные идеалы, хотя многие хотели бы найти в моем развитии противоречия.

В этот период я сблизился с Людвигом Якобовски[156], рано умершим поэтом. Основной душевный настрой этой личности был проникнут внутренним трагизмом. Судьбе было угодно сделать его евреем, и он очень тяжело переносил это. Он стоял во главе учреждения, которое под руководством одного свободомыслящего депутата заведовало обществом "Борьбы с антисемитизмом" и издавало его газету. Он был перегружен этой работой, постоянно причинявшей ему жгучую боль. Ибо изо дня в день она давала его душе представление о настроениях против его народа, которые и заставляли его так страдать.

вернуться

152

Гутенберг, Иоганн (ок. 1399–1468) — изобретатель книгопечатания в Германии.

вернуться

153

Деятельность Рудольфа Штайнера в рабочей образовательной школе продолжалась с 13 января 1899 г. по 23 декабря 1904 г.

вернуться

154

…об искусстве декламации — см. "Gesammelte Aufsдtze zur Dramaturgie", Bibl.-Nr. 29, Gesamtausgabe Dornach 1960.

вернуться

155

Сивере, Мария фон — род. в Польше 14 марта 1867 г., ум. в Швейцарии 27 декабря 1948 г. С 24 декабря 1914 — Мария Штайнер. См. Rudolf Steiner/ Marie Steinervon Sivers, "Briefwechsel und Dokumente 1901–1925", Bibl.-Nr. 262, Gesamtausgabe Dornach 1967.

вернуться

156

Якобовски, Людвиг (1868–1900) — немецкий поэт. Автор нескольких романов и драм. В предисловии к сборнику его стихотворений "Отзвук", изданному уже после его смерти, Рудольф Штайнер дает подробный "жизненный и характерный образ поэта", что является признанием литературных работ Якобовски.