И ещё, одной из первых весенне-летних ягод была у нас дикорастущая земляника и клубника. Эти ягоды толкушкой измельчали и разбавляли молоком, и это блюдо очень нравилось нам.
В 1934 году отец купил половину дома, здесь же в коммуне "Восток", как её называли, пристроил по существу большой амбар к входу в дом площадью не менее 30 м2, покрытый добротной крышей. Потолка не делал, а перекрытия из брусков 20х20 см служили для подвешивания заготовленных с осени туш барашков, бычков и свинины. В подвешенном состоянии они хорошо сохранялись, были недоступны для хорьков и других зверушек, и по мере надобности в зимний период снимались, разрубались или распиливались и использовались в пищу.
В этом же помещении были установлены три ларя. Стенки ларя изготовлялись из плах (досок толщиной не менее 5 см. шириной 50-60 см), высота его составляла около 1,5 м, ширина ― не менее одного метра и длина ― около 1,5-2 м, сверху ларь укрывался деревянной крышкой с наклоном, такой толщины, как и стенки ларя. Один ларь использовался для хранения муки, другой ― для хранения замороженных пельменей и третий ― для хранения замороженного молока. Что касается первого ларя, то привезенную с мельницы муку из мешков высыпали в ларь, недоступный для мелких грызунов и вредителей, а поскольку стенки ларя были деревянными, то мука в них не "задыхалась". Осенью, обычно в ноябре, когда устанавливалась устойчивая пониженная температура, проводился забой скота и из свежеубойного мяса приготовлялся фарш (через мясорубку или из мелконарубленного мяса), приправ из лука и других специй и соли. Из теста из муки изготовлялись настоящие сибирские пельмени, они на противнях выносились в сени и через день замёрзшие пельмени ссыпались в ларь. Таким образом, заготовлялись впрок пельмени. Что касается молока, то, когда наступали устойчивые морозы, надои молока до запуска коров перед отёлом заливались в металлические миски; после замораживания миски опрокидывались и замороженное молоко помещалось в третий ларь для хранений зимой. Хранение указанных продуктов было оптимальным, так как в Сибири, после наступления зимы оттепелей практически не наблюдалось.
Период счастливого детства
После переезда в новый дом и перехода, по существу, в подростковый возраст, у меня больше сохранилось воспоминаний за этот период. Кроме улучшения условий жилья для членов семьи и постройки собственной бани, были улучшены условия обитания домашних животных. Хлевы для коров и овец были утеплены за счёт того, что стены, сделанные из трёх горизонтальных жердей в качестве основы, были вертикально переплетены прутьями деревьев, образуя сверху и снизу свободное пространство, и обмазаны снаружи и изнутри смесью состоящей из коровяка и глины, а на плоской, но прочной крыше складывались копны сена, которые также сохраняли тепло в хлеве. В качестве подстилки использовалась, в основном, пшеничная солома. В этих условиях отпала необходимость держать телёнка после отёла в жилом помещении, так как в хлеве поддерживалась нужная температура.
Выросло и поголовье домашнего скота ― две дойные коровы и подрастающие бычок или тёлочка, 10 овцематок и 1-2 свиньи на откорм. Причём отец где-то купил породных овцематок, приплод которых составлял по два ягнёнка на каждую овцу в год. Поэтому весной выгонялось на пастьбу около 30 голов овец (считая и молодняка).
Для такого поголовья нужно было летом заготовлять для крупнорогатого скота и овец сено, а для кур и свиней ― фуражное зерно. Вопрос заготовки соломы для постилки решался очень просто ― после обмолота пшеницы каждый колхозник мог привозить с тока соломы столько, сколько нужно, и колхоз выделял для вывоза необходимое количество гужевого транспорта.
Что касается заготовки сена, то косить, ворошить, сгребать, копнить и стоговать сено приходилось родителям по вечерам после работы и в выходные дни. Для заготовки сена использовались места, неудобные для механизированной уборки, так как луга и другие площади, пригодные для механизированной заготовки сена, отводились для нужд колхоза. Однако, в качестве положительного обстоятельства, следует отметить, что копны и стога сена, заготовленные крестьянами для личного поголовья на расстоянии до двух-трёх километров от жилья, никто не воровал.