— Искусство математика, гений изобретателя — вот на чем я помешался.
Но это не мешало ему быть добрым и покладистым. Он легко прощал людям слабости и никогда не придирался по пустякам. На работу корректора он смотрел так же, как пилот сверхзвукового самолета на старенький добродушный «кукурузник», которого не зря прозвали небесным тихоходом. Но у Василия Сергеевича всегда хватало такта не обидеть Нину Николаевну высокомерием или пренебрежением к ее профессии. И тем, что иногда вызывал ее и делал выговор за ошибки, он как бы уравнивал ее в правах с другими работниками, и это Нина Николаевна, которая неплохо умела понимать людей, расценивала правильно. Хотя, оставаясь верной своему характеру, считала начальника сухарем, которому техника заслонила даже солнышко, и придирой.
Обычно, вызвав к себе в кабинет корректора, Василий Сергеевич предлагал ей мягкое кресло, а сам, заложив руки за спину, мерил кабинет неторопкими задумчивыми шагами. Спрашивал спокойно:
— Как же это, Нина Николаевна, а? Опять в плакате о вибродуговой наплавке ошибка.
У Нины Николаевны пересыхало горло. Немного срывающимся голосом она объясняла, по чьей вине, на ее взгляд, произошла досадная ошибка. Василий Сергеевич выслушивал ее внимательно, не перебивая, все так же меряя кабинет шагами. Ботинки у него тоненько поскрипывали, что смущало и раздражало Нину Николаевну.
— Печально. Плакат придется переделывать.
— Я, Василий Сергеевич…
— Сколько вы у нас уже работаете?
— Четвертый год.
— Вот видите! А в технике до сих пор плаваете. Учиться надо. Без техники нынче не проживешь, даже корректор не может без нее обойтись. — И Василий Сергеевич, сев на своего любимого конька, экспромтом прочитывал Нине Николаевне лекцию о значении техники в наше время. А она, уставив на начальника внимательные, синеватые глаза, спрятанные за прозрачной броней очков, думала о том, что на рабочем столе ждет ее верстка очередного номера технико-экономического бюллетеня, и верстку прочесть надо сегодня же, иначе из типографии будут звонить и ругаться за задержку.
Четвертый год они работали вместе, и всякий раз разговор об ошибках кончался мирно, пространной нотацией начальника. Она привыкла, он не замечал этой привычки. И все же как бы ни сильна была эта привычка, Нина Николаевна близко к сердцу принимала каждый такой вызов и была бы рада, если бы они прекратились по этому поводу.
Но вот к концу четвертого года Василия Сергеевича перевели в другое учреждение. Нина Николаевна сказала своей подчитчице:
— Начальство меняется — свежего ветра больше, дышать легче. — А когда Василий Сергеевич зашел в корректорскую попрощаться, Нина Николаевна разволновалась. Он пожал ее сухую горячую руку, пожелал всяческих благ в жизни и попросил не поминать лихом. Она улыбалась ему сквозь слезы и не могла от волнения вымолвить ни слова. Потом, когда все улеглось, она досадовала на свою слабость и впервые подумала о том, что стареет. Четверть века просидела за корректорским столом, не разгибая спины. За окнами мчалась трудная бурливая жизнь: прогрохотала война, ее сменил мелодичный звон колокольчиков башенных кранов, они звенят и по сей день, потом взмыли в голубую высь космические корабли, и уже человек побывал в неведомом космосе, а жизнь Нины Николаевны не менялась: гранки, верстка, корректорские знаки, грамматические ошибки. Чему тут было меняться?
Сменялись начальники, появлялись новые друзья, старые исчезали с горизонта, а Нине Николаевне все казалось, что остается такой же, какой была раньше. Теперь вдруг остро поняла, что неумолимая жизнь никого не забудет, никого не обойдет стороной…
Мало что изменилось с уходом Василия Сергеевича. Нового начальника еще не прислали. Обязанности его исполнял главный инженер, седой, крепкий пятидесятилетний мужчина с тонкими бескровными губами. Нина Николаевна видела его мало и совсем не знала, что он за человек. В учреждении появился недавно, всего полгода назад. Ее работа никакими углами не соприкасалась со сферой власти главного инженера. Теперь же он стал начальником и Нины Николаевны, волей-неволей приходилось к нему присматриваться. Иногда человек, кажущийся издалека неплохим, обычным, при более близком общении оказывается совсем-совсем другим. Первое, что установила Нина Николаевна: главный инженер — страшный педант. На работу приходил всегда в одно и то же время: без десяти девять. Хоть часы сверяй, с точностью до секунды. Каждый день в один и тот же час в четыре дня обходил комнаты и кабинеты и присматривался, кто чем занят.