Антонина кивнула, молча собрала со стола посуду. Ссутулившись, пошла, шаркая, на кухню. Наверняка слезу там сейчас пустит. Не привыкла она, чтобы её так шпыняли и называли дурой.
Мать, пока была жива, звала её Тонечкой и относилась как к родной. Отец тоже груб с ней не бывал. Да я и за собой не припомню такого хамства… хотя не поручусь. В запале я могу быть редкой скотиной, чего уж.
Но Жанна… Жанна – отдельная песня. Она бедной нашей Антонине как кость в горле. А в последние дни – так особенно. Гоняет её и в хвост и в гриву, даже мне старушку жалко. И день ото дня только наглее становится. Это потому что отец ей теперь всё позволяет, ну и я больше типа не вмешиваюсь. Вот и расправила крылья, а недавно она при мне даже рот открыть лишний раз не смела…
***
Эту Жанну отец приволок в наш дом полгода назад, в январе. Сначала недели две мозг мне выносил: «Тимур, будь к ужину – я хочу, чтобы вы с Жанной подружились», «Тимур, ты должен принять Жанну», «Тимур, будь уже взрослым, веди себя как мужик, а не как избалованная девочка» и всё в таком духе.
Но меня такими речами не проймёшь. Я никогда не делаю то, чего делать не хочу. А видеть отцовскую подружку на месте матери уж точно не горел желанием. Вот и забивал на их тоскливые ужины, и жил себе преспокойно. Подбешивало, конечно, присутствие где-то поблизости чужой девки, но не критично. Я же в то время её почти не видел, поэтому такой лютой ненависти к ней не испытывал. Да и не думал даже, что она так вцепится в отца и застрянет у нас надолго. Поэтому поначалу просто её игнорил.
А «познакомился» я с ней где-то спустя месяц. Уже в феврале. Ровно пять месяцев назад.
В тот день, помню, раньше времени заявился с учёбы голодный, весёлый и злой. И со сбитыми в кровь костяшками: это пацан один напросился – сделал мне подсечку на физре, когда мы в баскетбол играли.
Я хоть и устоял, но прямо ошалел от такой неслыханной борзости: какая сука посмела меня пнуть? Да тогда не только я – все кругом офигели. Аж застыли в шоке на площадке как ростовые фигуры.
Потом смотрю – пацаны таращатся на Грачёва, нашего новенького, и у всех на лицах одинаковое выражение: «Ну всё, чувак, ты – труп».
Труп не труп, но несколько штрафных я успел ему начислить, пока в спортзал не вернулся физрук. Раненого Грачёва он отправил в медпункт, а меня к директору.
Короче, потащился я тогда домой. Но настроение было отличное, потому что чувствовал, что с новеньким мы ещё не раз схлестнёмся – он действительно оказался борзым. Не очканул, когда я на него наехал. Не стал мямлить и извиняться, даже пытался отбиваться, когда я его скрутил. Да и пацаны сказали, что сразу просветили новенького, с кем и как надлежит себя вести. И в первую очередь посоветовали обходить Шергина, то есть меня, по широкой дуге, не дыша и опустив глаза в пол. А новенький или не вкурил, или же решил, что он бессмертный.
И я уже прикидывал в уме, как интересно будет внушать ему правила существования в нашем лицее. Короче, в крови так и бурлил азарт. Даже аппетит разыгрался.
Ещё с порога по голосам и запахам я понял, что Антонина в столовой как раз кормила обедом Жанну. В другой раз я стянул бы какой-нибудь пирог на кухне и отправился к себе, но в тот момент я был на взводе, и азарт подстёгивал познакомиться наконец поближе с отцовской подружкой.
Ну а что? Отец же так этого хотел. Ну вот, настало время. И то, что его нет, – только на руку.
Жанна не видела меня – она сидела спиной к дверям. И я, пока шёл, не торопясь, разглядывал её покатые узкие плечи, короткие светлые локоны. Не люблю белобрысых. Скольких ни встречал: или жеманные дуры, или унылые, скучные моли. А у этой ещё и замашки базарные.
– Ну? Чего ждёшь? Наливай! – нетерпеливо потребовала Жанна.
Я хмыкнул себе под нос: наливай? Она там квасит, что ли? Но нет, всё оказалось прозаичнее. Тоня зачерпнула из супницы бульон, поднесла к тарелке, но тут подняла глаза и заметила меня. Рука у неё дрогнула, и в следующую секунду Жанна издала истошный визг.
– А-а! Дура криворукая! Тупая старуха! Корова слепошарая! Не видишь, куда льешь? Ты обварила меня!