Жил Лёха в четырёхэтажном доме, ещё довоенной, по ходу, постройки. Без балконов, зато со всякой ажурной лепниной по всему фасаду. Такие только в центре и сохранились. И двор тут был колодцем с мизерной детской площадкой посередине. Днём тут обычно стоял дикий гвалт от мелкоты. Но сейчас уже почти стемнело и почти никого не осталось. Только два каких-то чувака торчали у соседнего подъезда.
Я поднялся к Бондарю, однако дома Лёхи не оказалось. Мать его начала рассказывать, что он куда-то там свалил на выходные, я даже дослушивать её не стал. Выскочил во двор, не зная, куда рвануть дальше.
Вообще-то, видеть никого не хотел, но чувствовал, что иначе меня просто разорвёт. Или я кого-нибудь разорву. Меня буквально захлёстывало от злости. Она кипела в крови и искала выход. А я, зная себя, искал кого-нибудь, с кем нормально общаюсь, на кого хоть как-то переключусь, чтобы не сорваться, не натворить лишнего.
Я старался припомнить, кто из наших живёт поблизости. Но стоило хоть на секунду остановиться, хоть немного задуматься, как голову сразу взрывали мысли: мать меня не хотела, отец еле отговорил её от аборта, и сам он не отец мне даже…
Злость жгла вены и колотилась в висках. Я выматерился вслух, обшарил карманы – ни сигарет, ни телефона, ни денег, ничего.
У соседнего подъезда тусовались какие-то типы. Местная шпана. Это к тем двоим подгребли ещё двое. Облепив скамейку, они дули пиво, курили и хохотали на весь двор.
У них и стрельну сигарету, решил я, но тут заметил, как из арки показалась одинокая фигура. Кто-то торопливо шагал в эту сторону. А когда этот кто-то попал под свет фонаря, я неожиданно узнал в нём Грачёва. Оу, давненько я не видел свою зверушку, и до чего ж он вовремя…
Я развернулся к нему лицом, остановился, сунув руки в карманы и поджидая, когда тот подойдёт ближе. Но когда Грачёв поравнялся со шпаной, они вдруг тоже его узнали.
– Э, Грач, а ну стой!
Повскакивали, подбежали все четверо к нему, окружили. Что они ему предъявляли, я не понял. Да и не особо они с ним объяснялись, почти сразу кинулись молотить его ногами.
И вот что я, ни разу не видел, как кто-то кого-то избивает? Да видел и не раз. И никогда не впрягался. Ни разу. Ни за кого. Я даже нашим всегда отказывал, если просили пойти с кем-нибудь помочь разобраться. Отвечал всегда: не мое дело. И с чего вдруг я сейчас полез – сам не понял. Это был просто порыв. Повезло Грачёву. Ну и я заодно немного пар выпустил. Только закончилось всё быстро: я едва в азарт вошёл, как эти уже слились.
– Цел? – спросил я Грачёва, который, тихо кряхтя, поднимался с земли.
– Угу, – буркнул он, отряхиваясь.
– За что они тебя?
– А ты за что? В школе… почти каждый день… за что?
– Не за что, а почему, – хмыкнул я. – Это было интересно.
– Вот и им… интересно, – с какой-то злой обидой или досадой выпалил он, но почти сразу же успокоился. – То есть… ну... спасибо тебе, конечно.
***
Ночевать я остался у Грачёва. Кто бы мне сказал такое…
Сам Грачёв, по ходу, от этого факта был в ещё большем шоке. Хотя предложил он. Сначала просто позвал к себе подняться, чтобы его сестра зашила мне футболку. Те черти почти полностью рукав мне оторвали. А потом они как в сказке – накормили меня, напоили и спать уложили. На самом деле просто поздно уже было. Да и я домой не рвался.
Грачёв уступил мне свою кровать, а себе постелил где-то рядом, на полу. Выключил свет, полежал немного в тишине, а затем на него вдруг напало желание поговорить. Я его почти не слушал и не отвечал. Сделал вид, что сплю, а потом и правда уснул. А наутро Грачёв отвёз меня домой. На собственной яве. Кто бы мог подумать, что он ещё и байкер.
Попрощались мы неловко. Он явно не знал, как теперь себя со мной вести. А я вообще, кажется, вчера вдруг расчувствовался и даже извинился. Поэтому сейчас просто буркнул "спасибо", когда он довёз меня до дома, и скорее ушёл.
***
Отца уже не было. И хорошо – видеть его мне не хотелось до тошноты. Я хоть и немного успокоился, но кто знает, что будет, когда он снова начнёт грузить меня своими речами. И вообще в голову упорно лезли мысли, что не хочу находиться здесь, в этом доме, с ним. Настолько не хочу, что хоть реально прочь беги. Даже в своей комнате я задыхался. Казалось, всё кругом фальшивое, не моё.