– Могу представить, – улыбнулся Тимур.
– Короче, прямо видно было, как к нему приходит осознание, в чём он. Потом бедняга сразу метнулся за свой стол, засел там, как в окопе, и больше не поднимался. И тоже, видать, с этого момента думал только про свои штаны, потому что нас даже не слушал. Некоторые несли откровенную чушь, а он только кивал с ошалевшим видом. И всем зачёт поставил.
– Повезло вам с ним, – рассмеялся Тимур. – Я бы вот не застеснялся и гонял бы вас в хвост и в гриву.
– Ничуть не сомневаюсь. Слушай, а тебя вообще может хоть что-то смутить?
– Так я тебе и сказал, – усмехнулся он.
– Значит, может. Значит, не всё потеряно.
– В смысле, не всё потеряно? Что хорошего в том, что ты от чего-то смущаешься?
– Может, хорошего и ничего, но это значит, что ты не бесчувственный…
Тимур на это лишь хмыкнул. Потом я спохватилась, что вместо положенного часа мы просидели почти два. Не знаю, как он, а я даже не заметила.
– Интересно всё же, что тебя способно смутить.
– А тебя что?
С минуту мы молча смотрели друг другу прямо в глаза. Сначала это было забавно, но в какой-то момент вдруг что-то изменилось. В ощущениях, в восприятии, не знаю, не могу объяснить. Как будто всё это внезапно перестало быть шуткой. Исчезла легкость, возникло напряжение. И его взгляд стал очень серьезным.
Он первым отвёл глаза. Может, он и не смутился, но точно почувствовал неловкость, как и я.
– Наверное, закончим сегодня, – пряча волнение, сказала я.
Он сразу же поднялся с дивана. На меня больше не смотрел. А выходя, мы оба одновременно потянулись к ручке двери. И оба, едва соприкоснувшись, тотчас убрали руки.
Позже я, конечно, эти моменты вспоминала с улыбкой, но тогда даже слегка заволновалась.
Ну а со следующей недели Тимур перестал ходить на занятия. Я так и не поняла, почему. Мне казалось, мы, наоборот, сблизились и между нами возникли доверительные отношения и даже симпатия. Казалось, что ему было интересно со мной. Но… в понедельник я прождала его напрасно целый час. Во вторник он тоже не пришёл. А потом мне и вовсе подумалось, что он меня избегает. Хотя с чего бы?
Однако, когда я проходила мимо спортивной площадки, где они играли в теннис, Тимур, увидев меня, сразу отвернулся. Или вот на другой день я издали заметила, что он курил возле беседки. Весь такой серьезный и задумчивый. Но стоило ему повернуться и увидеть меня, как он тут же затушил сигарету и пошёл прочь.
Я недоумевала просто. Мы ведь правда хорошо ладили. Ровным счетом ничего плохого между нами не произошло. Тот неловкий момент нельзя назвать плохим. Наоборот, как по мне.
Ломать голову над непонятным я вообще не люблю. Мне всегда проще задать вопрос в лоб. Что я и сделала. Когда в очередной раз они играли в теннис, просто подошла к нему и спросила, почему он больше не ходит на занятия. Он, не глядя на меня, грубо буркнул: неохота. И сразу отвернулся, подошёл к другому мальчику, Гене, и стал его учить, как правильно держать ракетку.
Не очень-то вежливо это было. К тому же сразу ко мне подлетел Алик, от которого я уже и не знала, куда прятаться.
– Мариночка, а возьмите меня на индивидуальные занятия.
Отбиваться от Алика я устала еще две недели назад, а тут и вовсе не было настроения с ним препираться. Поэтому поступила как Тимур – просто развернулась молчком и ушла.
Потом думала: лучше бы не спрашивала. И тут же: нет, хорошо, что спросила. И сама же удивлялась – что за метания? Как будто мне не двадцать, а четырнадцать.
Не то чтобы меня это его «неохота» уязвило, но зачем грубить? Хотя нет, всё-таки немного уязвило. Наверное, потому что с ним я чувствовала искренний отклик. Он не играл, как Алик и остальные парни. Пусть с ним сложно, но каждую секунду он был самим собой. И я даже немножко гордилась, что сумела с ним поладить. И тут вдруг ни с того ни с сего: неохота. Досадно…