Потом все равно пошли купаться. Что ещё делать? Я вообще жалел, что потащился в этот поход. Кто его вообще назвал походом? Вот мы с отцом ходили на неделю в тайгу, с ружьями, спальниками, палатками. Или иногда сплавлялись, это тоже дня на три-четыре. А тут что? Пешая прогулка к берегу. Лучше бы я в лагере остался.
Купалась она в стороне от нас. Совсем недолго. Не больше получаса. Потом вышла из воды и направилась к костру, вся мокрая. И эта майка её не просто обтягивала тело, но ещё и просвечивала – будь здоров. Ну я залип, конечно. Она на нас посмотрела и усмехнулась. Это меня окончательно взбесило. Да пошло всё!
А она тем временем пристроилась рядом с инструктором, которого я уже почти ненавидел. Хотя ничего не почти – ненавидел. И её тоже. Вообще завтра утром из этого проклятого лагеря свалю.
Не хотел я на неё больше смотреть, а всё равно невольно косился. Видел, как он ей ещё плечики заботливо прикрыл полотенцем. Затем они встали и куда-то пошли вдвоём. Уединения захотелось?
Я решил, что всё, хватит изводиться и выбрел на берег, чтобы даже не видеть их, пока у меня совсем башню не снесло. Покурю – успокоюсь. И едва успел натянуть джинсы и футболку, как земля под ногами дрогнула. Я аж присел от неожиданности.
– Фигасе, – посмотрел я на Генку, – опять землетрясение, что ли?
Он кивнул.
– Да, похоже.
Землетрясения у нас не редкость, раз по десять за год потряхивает, а то и чаще, уже и привыкли все. Только в городе это отголоски, а вот в эпицентре я оказался впервые. И трясло тут несравнимо мощнее. Я даже привстать не мог, будто меня придавило к земле, которая реально ходуном ходила.
Озеро тоже пошло сначала рябью, а затем и волнами, но не такими, как когда их нагоняет ветер. Они, казалось, поднимались со дна, всё выше и выше, бурлили, хаотично закручивались. Как будто вода кипела. А потом на берегу, в стороне от нас, как раз там, куда пошли Марина и инструктор, раздался грохот. Пацаны выскочили на берег. Я тоже сорвался с места. И мы все помчались на шум.
Толчки уже прекратились, но камни всё ещё сыпались по склону горы. От них грохот и был. Потом мы заметили инструктора. Он лежал у подножья скалы в странной какой-то позе – запрокинув голову и свесившись назад. Потом я увидел, что ноги ему придавило валуном.
– Там кровь, – сказал кто-то.
Да, голова у него и правда была разбита. Что там у него с ногами – даже думать не хотелось. Сам он, похоже, лежал в отключке.
Генка подошёл к нему, наклонился, пощупал пульс.
– Жив. Что делать? Надо как-то этот камень убрать, да?
– Мы, что ли, должны? Пусть охрана тужится.
– А где они? Куда свалили?
– В посёлок пошли, – ответил Генка. – Сказали, что будут через полчаса самое большее.
– Ага, ждите, – хмыкнул Алик. – Там у них бабы в поселке, сами рассказывали. Они при каждом удобном случае к ним гоняют. Пока не натрахаются, не придут.
– И что делать-то?
– Камень всяко надо убрать. И к костру его, может, отнесем?
– А если он спину сломал? Нельзя его тогда кантовать.
– И чё, его теперь вниз головой оставить висеть? Пойдемте попробуем его вытащить. И кто-нибудь пусть метнется в лагерь за помощью. Врача нашего, наверное, надо сюда, да, пацаны?
Пацаны спорили, кричали, кроме меня и Рудковского. Тот просто молчал, равнодушно наблюдая за всеми. Ну а меня лично инструктор волновал в десятую очередь. Я до одури боялся за Марину. Пока пацаны там решали, что с ним делать, я поднялся выше, но нигде её не увидел. Вообще нигде. Кругом одни камни. А если она под ними? Если её засыпало и придавило? Если она упала и свернула шею? Или сломала позвоночник? От этих мыслей накатывала паника.
Только бы осталась жива! Только бы выжила. Я даже не припомню, чтобы меня когда-либо пробирал такой лютый страх. Да вообще никогда такого не было. Я и сам не подозревал, что можно вот так бояться. Да какой бояться? Это вообще не то слово, оно не выражает и одной десятой того ужаса, который меня обуял. Меня аж потряхивало, а в животе будто ледяная яма образовалась, куда, ухнув, скатилось сердце, которое то молотило, то останавливалось.