И ведь даже не объяснишь ему ничего при Павле Константиновиче. А пока я спроважу Ромку, боюсь, Тимур накрутит себя до предела. Лишь бы только не успел ничего натворить в пылу, а уж потом я бы с ним объяснилась. К счастью, каким бы взвинченным он ни был, как бы ни бушевал, стоило мне его обнять, как он сразу же успокаивался.
Надеюсь так же, что директор не заметил выражения Тимура, а то выводы бы сделал сразу. И зачем только этот дурак Чичерин сюда притащился?
– Ты же говорила, что нет у тебя жениха, – припомнил Павел Константинович, когда мы втроем вошли в его кабинет.
Я посмотрела на Ромку, тот уже утратил боевой дух и поглядывал на меня, как побитая собачонка.
– Мы давно расстались. И я не понимаю, зачем Рома пожаловал.
Павел Константинович тяжело вздохнул и покачал головой.
– Ладно, пропуск я ему выпишу, разбирайтесь сами в своих отношениях, но так, чтобы тихо, ясно? Публичные скандалы мне здесь не нужны. Насколько выписывать? – спросил директор Ромку, но ответила я.
– Он сегодня же и уйдет.
– Мариш… – заикнулся Ромка, но я припечатала его взглядом, и он замолк.
Павел Константинович подписал какую-то бумажку и протянул Ромке. Тот рассыпался в благодарностях.
– Иди, жених.
Ромка выскочил в коридор, а меня директор неожиданно окликнул.
– Марин, на секунду. Закрой дверь.
Я закрыла, подошла к его столу.
– С Шергиным никаких проблем нет?
Его вопрос застал меня врасплох. Сморгнув, я все же ответила вполне себе спокойно.
– Да нет, а что такое?
– Показалось, значит. Просто у него сейчас вид такой был… красноречивый. Мне аж не по себе стало.
А уж как мне-то не по себе! Но я пожала плечами, мол, я тут при чем?
– Ну ступай, разбирайся со своим женишком.
Ромка ждал меня под дверью и, мне показалось, что подслушивал.
– Мариш, – начал он.
– Зачем ты сюда приперся? – зашипела я.
– Мариш, дай сказать…
Тут в коридор выглянула бухгалтерша и с любопытством уставилась на нас.
– Пошли, – процедила я сквозь зубы, памятую о просьбе директора не устраивать разбирательства на людях.
Ромка потрусил следом.
– Мы можем в машине поговорить, – предложил он.
– В какой еще машине?
– В моей, – с неприкрытой гордостью ответил он. Прямо засветился весь сразу.
Боже, этот дурак неисправим!
– Она там, за воротами лагеря стоит, моя японочка, – продолжал он хвалиться. – Пойдем?
– Ещё чего! Никуда я с тобой не пойду.
Пришлось вести его в свой домик. Потому что каждый, кого мы встречали по пути, оглядывал его с жадным интересом. Ну и меня в связке с ним, а это было жуть как противно.
– Ты тут живешь? – осмотрелся он, когда мы зашли ко мне. – А что, неплохо! Даже шикарно, я бы сказал. Получше нашей хаты, да, Мариш? Тесновато только, но у нас и там не хоромы…
– Ты говори быстро, что хотел сказать, и проваливай, – пресекла я его разглагольствования.
– Мариш, ну не злись, – он снова состроил жалкую гримасу.
Черт, не понимаю себя – ну как я его терпела целый год? Почему я не видела, какой он… ничтожный? Где были мои глаза?
– Рома, у тебя десять минут.
Он вздохнул, снова огляделся.
– Присесть-то хоть можно?
– Садись.
Он плюхнулся в кресло.
– Мариш, я понимаю, почему ты злишься. Я не предупредил тебя, что уехал. Оставил тебя в неизвестности. Но пойми, я не мог, не было возможности вернуться и сказать тебе… Я сам от этого мучился. Думал, позже найду способ сообщить, где я, или вообще тебя забрать к себе. Извини, пожалуйста, что заставил тебя поволноваться. Не злись, а? Мариш… Я так страшно рад тебя видеть. Так соскучился!
– Не пойму, ты совсем дурак, что ли?
Ромка насупился.
– Чё?
– Ты серьезно считаешь, что вся беда только в том, что я за тебя волновалась?