– Чужие, Рома. Теперь – чужие.
– Ну прости меня, Мариш! Я накосячил, да. Серьезно накосячил. Но я же исправлю всё. Давай вернемся вместе и начнем все заново? Или давай в Улан-Удэ рванем? Хорошо будем жить, я тебе отвечаю!
– Рома, послушай меня, просто чтобы ты не тратил свое и мое время. Даже если бы ты меня не предал, я все равно за тебя не вышла бы. Я не люблю тебя. Ну а так ты всего лишь всё упростил и ускорил.
– Ты сейчас назло мне это говоришь. От обиды.
Боже, дай мне терпения!
– Уезжай. Я уже всё сказала.
– Я без тебя не уеду.
– Тогда сюда придут охранники и вышвырнут тебя за ворота.
– Мариш… ну я же люблю тебя… Я всё это ради тебя же…
Я молчала, борясь с раздражением.
– Мариш… ну пожалуйста…
И снова этот взгляд побитой собаки. Раньше я и правда жалела его, нередко уступала, когда он делал такое лицо. Но теперь у меня эти ужимки вызывали лишь отвращение.
Ромка сокрушенно покивал головой, с несчастным видом вновь оглядел комнату, даже носом шмыгнул. Потом посмотрел на книгу, которую я сейчас читала – она лежала на столике, как раз рядом с креслом, где он сидел.
– Психология межличностных взаимоотношений, – прочитал он вслух по слогам название. – Интересная?
– Положи на место.
Но он открыл книгу и увидел записку Тимура.
Я тут же отобрала ее вместе с книгой, но он уже, конечно, успел прочесть. Воззрился на меня недоуменно. Даже глаза сделались круглые.
– Кто это тебе пишет? У тебя тут кто-то есть? Поэтому ты меня отшила?
– Никого у меня нет. А тебя я отшила… я уже тебе всё объяснила. Уйди уже, Чичерин!
– Нет, скажи честно. Ты в этом лагере себе другого нашла, да?
– Я ведь уже сказала, – начала заводиться я не на шутку, – никого я не нашла и никого у меня нет. Я просто с тобой, именно с тобой больше не хочу иметь ничего общего.
– Никого нет, а записку кто написал?
– Не твоё дело.
– Всё ясно, – он запыхтел шумно и часто.
– Ну если тебе все ясно, уходи.
– Погоди, покурю. Такие новости надо перекурить.
– На улице перекуришь.
Но Ромка будто меня не слышал. После записки он прямо переменился весь. Из несчастного, скулящего пса превратился в обиженного... не знаю кого. Он в наглую распахнул окно и закурил, выпуская дым наружу.
– Угу, угу, так-так-так, – бормотал он между затяжками, тарабаня пальцами по подоконнику. – А тот пацан, с которым мы тебя встретили… кудрявый такой... это кто?
– Никто!
– Ты с ним замутила?
– Ты дурак? Делать мне нечего. Ещё бы я с малолетками не мутила.
– А чё нет? Он вон какой романтишный… Записочки тебе любовные пишет, – кривляясь, Ромка протянул гнусаво: – Мари-и-ина, я тебя люблю-у-у…
В эту секунду я возненавидела Ромку. Подошла, рывком выдернула у него сигарету и швырнула в окно, потом захлопнула створки.
– Убирайся отсюда, – процедила я сквозь зубы, глядя на него исподлобья.
Ромка тут же сник.
– Прости, – залепетал. – Мне просто очень больно.
У него и впрямь заблестели глаза. Боже, как меня достал этот идиотский концерт! Я посмотрела на время – почти два часа уже он тут играет мне на нервах.
– Мариш, ну хотя бы подумай. Если тебя правда тут никто не держит, поехали со мной? Если тебе не нравится, что я там с пацанами… с тачками… ну все эти дела, я завяжу! Только отдам корешу долг и всё. И буду делать всё, как ты скажешь. Только поехали, а?
У меня уже сил не осталось повторять одно и то же раз за разом.
– Ну хотя бы подумай, а? До завтра подумай. А завтра я ещё раз приеду.
– Я и так тебе скажу. Не поеду я с тобой никуда и никогда.
Ромка, тяжко вздохнув, поплелся к двери. Уходя, все же обернулся, смерил тоскливым взглядом.
– Я завтра все равно приеду, – пообещал он.
34
Они – директор, Марина и этот типок – ушли. А я с минуту ещё стоял, смотрел ей вслед, пытаясь прийти в себя.
Это «твой жених» буквально разрывало мне мозг, душило, выжигало внутренности. Реально, я едва отмер. Но всё равно и дальше в голове стучало: жених… у нее есть жених? У нее все это время был жених? Почему она ничего мне не говорила? Почему?!