Чонин сдвигает руки, чтобы удобнее было держаться за бёдра Чанёля, немного отодвигается и снова бросает себя к Чанёлю, входит глубоко со звонким шлепком, отрывисто целует и начинает двигаться быстрее, вновь ударяя бёдрами о ягодицы. Чанёль едва может держаться дрожащими руками за Чонина. Если бы не опора в виде Бэкхёна за спиной и надёжные объятия — свалился бы. При быстрых толчках он спиной чувствует, как о кожу трётся член Бэкхёна. Чувствует, как крепко его держит Бэкхён. И чувствует губы и язык Бэкхёна на оставленной Чонином метке. Припухшие ранки от зубов слабо ноют и саднят даже от легчайших прикосновений, и это оттеняет шквал удовольствия, охватывающий тело.
Чонин вбивается в Чанёля уже с исступлённостью, торопливо и сильно одновременно, успевая обжигать губы отрывистыми поцелуями. Чанёль сминает в кулаке влажные пряди на затылке Чонина и слабо тянет к себе, желая продлить поцелуи и не отпускать губы Чонина. Мышцы на животе почти сводит судорогой от накаляющегося напряжения и внутренней пульсации, а задница горит от частых и чувствительных шлепков. Крепкий член трётся от стенки так быстро, что внутри уже невыносимо горячо. И всё горячее до той степени, что каждый новый толчок порождает щекотку из покалываний на кончиках пальцев рук и ног вплоть до того, что Чанёль не в силах больше контролировать собственные движения.
Он вспоминает, каково это — таять от тянущей боли от укуса и всё сильнее и чаще сжиматься на члене, лишь бы что-то сделать с безумным цветным комом из обострившихся до предела эмоций. Чонин с такой одержимостью целует и зализывает следы от собственных зубов на его коже, что Чанёль, кажется, заходится в оргазме в большей степени именно из-за этого.
Он дёргается всем телом, рвётся из объятий Бэкхёна, невольно насаживается на член Чонина до предела и наконец кончает, пачкая густыми каплями не только собственный живот, но даже грудь. Бэкхён со сдавленным стоном трётся о его спину. А Чонин резко прижимается к нему, впиваясь зубами в правое плечо до вызывающей облегчение боли, застывает на миг со сведёнными от напряжения мышцами, как будто вовсе не дышит, но после расслабляется и валится грудью на кровать.
Бэкхён в одиночку затаскивает их обоих к себе, Чонину подсовывает подушку под голову и обтирает краем простыни ягодицы Чанёля и бёдра с внутренней стороны, потом укладывается между ними и неутомимо вертится, разглядывая обоих с непосредственным любопытством, после чего неожиданно выдаёт:
— Надо научить Чонина делать минет.
— Нет уж… — бормочет Чанёль, переворачивается на живот и утыкается лицом в подушку. Переводит дух и тихо продолжает: — У него от сильных эмоций челюсти неконтролируемо сжимаются. Не просто же так он такой кусачий. Если ему будет неприятно, больно или ещё что, то… Ну нафиг.
— Ну можно же просто попробовать, — не унывает Бэкхён. — Вдруг ему понравится.
— Пусть тогда на тебе пробует, а мне и так прекрасно. Только учти — если вдруг что, тебе уже никто не поможет. И если ему понравится, то точно цапнет. Особенность такая, ещё с детства. Его даже кормить с рук нельзя. Если пальцы начисто и не отхватит, то обкусает на совесть — шрамы останутся.
— Вообще-то я здесь и всё слышу, — мрачно ворчит Чонин.
— Ничего страшного. — Бэкхён утешающе гладит Чонина по голове, снова вертится, пихая обоих в бока острыми локтями, находит одеяло и кое-как укрывает им всех троих. — Мы просто прикидываем перспективы. И мне пришла в голову замечательная идея…
— Нет! — в один голос отрезают сразу Чонин и Чанёль, синхронно двигая локтями и фиксируя Бэкхёна на месте. Тот недовольно шипит, в очередной раз вертится, укладываясь поудобнее, и невозмутимо продолжает:
— Вы ж послушайте сначала.
— Хён-и.
— Так вот…
— Бэкхён!
— Хватит меня пихать с двух сторон!
— Ты, егоза…
Бурная потасовка включает передел одеяла, бои на подушках, короткую борьбу в захватах и провальное заворачивание Бэкхёна в простыню. После этого выбившиеся из сил Чонин и Чанёль неподвижно лежат на кровати, а Бэкхён сидит между ними с видом победителя и раздражающе тычет пальцем в спину то одному, то другому, потом копошится, вытаскивает из-под Чанёля измятую рубашку Чонина, накидывает себе на плечи и с любопытством обводит пальцем бурые пятнышки от крови.
— Это, между прочим, нечестно. Ведь чуть что, так сразу…
— …виноват Бэкхён! — категорично договаривают в один голос Чонин и Чанёль.
— Знаете, я тут подумал…
Чонин и Чанёль дружно стонут и натягивают на головы одеяло.
— Может быть, мы просто… Ну вот как при контакте в физике. Движущая сила, да? Сила тока там. Ещё сопротивление. Но нет изоляции от источника тока, поэтому сухой контакт уже не…
Чанёль нащупывает подушку и лениво бьёт ею Бэкхёна, пытаясь попасть в голову. Чонин пресекает возмущение, обхватив Бэкхёна рукой за пояс, свалив на простыню и прижав спиной к своей груди. Бэкхён шумно делает вдох, чтобы продолжить изводить обоих, но затыкается, едва губы Чонина касаются оставленных недавно меток на коже, а Чанёль обнимает их обоих.
Чонин шарит руками по телам Чанёля и Бэкхёна, словно в попытках вспомнить или убедиться, что они настоящие, и они отвечают ему и друг другу тем же. Как будто все трое не видели друг друга два года, но теперь… теперь цельность и внутренние связи восстановлены.
Чанёль обхватывает большой палец Чонина ладонью и оттопыривает собственный большой палец, который обхватывает ладонью Бэкхён, — и всё абсолютно правильно. Их всё так же тянет друг к другу — в постели и за её пределами, тянет с непреодолимой силой, которая кажется естественной. И они не могут это изменить, сколько бы ни пытались. Они не могут порознь, им надо вместе. Нельзя любить одновременно двух разных людей, но у каждого из них это получается.
Потому что невозможно представить утро без всех троих: без Чанёля, который шаманит за кухонным столом, без сонного и ворчащего на весь белый свет Бэкхёна, без спокойного и дремлющего на ходу Чонина, успевающего при этом ласково взъерошить волосы Бэкхёна ладонью и шкодливо шлёпнуть по заднице слишком радостного Чанёля. А потом Чонин может уснуть опять, свалившись Чанёлю на колени. Или уснёт Бэкхён, устроившись на коленях у Чонина или Чанёля. Но чаще отдувается “жаворонок” Чанёль, укачивая на руках то одного, то другого, потому что Чонин и Бэкхён без его присмотра куда угодно проспят и не заметят.
Хотя Чонин временами может допинать себя до ванной и кое-как раскачаться, если будет стимул, а вот Бэкхёну наплевать на любые стимулы, потому что сон — святое, и Бэкхён сам по себе мелкий засранец, потому что Бэкхён. Ему вообще нормально гоняться за Чанёлем, размахивая трубой пылесоса с угрозой использовать пылесос не по прямому назначению, а по не предусмотренному инструкцией, а потом сгонять с дивана громко ржущего Чонина, потому что тот не в силах вынести беготню по квартире и их вопли спокойно. И всё это только потому, что Бэкхёну скучно пылесосить коврики в прихожей.
Они друзья и чуточку больше, чем друзья. Насколько больше — это касается только их.
В любом правиле должно быть исключение, как известно. Пожалуй, им остаётся только поверить в это после полевых испытаний длиной в три года. И уже неважно, что будет завтра, послезавтра или через неделю, что правильно, а что — нет. Их снова трое, и всё именно так, как должно быть.
Цепь замыкается.