Чанёль всё же невольно вздрагивает, когда прохладные пальцы трогают бедро с внутренней стороны. Уютные ладони Бэкхёна твёрдо ложатся на ноги и надавливают, вынуждая Чанёля открыться. Но он тут же перестаёт думать об этом — шею согревает горячим выдохом. И Чанёль стонет в голос, потому что поцелуй Бэкхёна, лёгкое касание его губ — это нечто запретное и невероятное, прежде лишь предмет мечтаний Чанёля. А реальность намного суровее мечты, и Чанёль сжимается всем телом, только бы не кончить позорно прямо сейчас от одного несчастного поцелуя, от которого тёмный мир вокруг идёт сияющими трещинами.
Он задыхается, ведь Бэкхён теперь твёрдо сжимает пальцами член у основания, не позволяя Чанёлю слететь с катушек. И только сейчас Чанёль осознаёт, насколько сильно возбудился от происходящего. Всё вполне невинно, но заводит с такой остротой и мощью, что Чанёль хочет всем сердцем ускориться.
Не может и вынужденно стонет громче, потому что губы Бэкхёна уже на его груди — смыкаются вокруг соска, тянут, сжимают, тянут снова. А тёплая ладонь с развязной откровенностью скользит по члену вверх и вниз, срывается и ложится на живот, смело ползёт выше. Кончики пальцев очерчивают затвердевшие соски, спускаются ниже, обводят ямочку в центре живота и толкаются внутрь.
Касания сменяются шорохами, и Чанёль напряжённо застывает, пытаясь угадать, где вскоре ощутит новые прикосновения.
Не угадывает всё равно и шипит сквозь зубы, когда прохладный и скользкий от смазки кончик пальца снова толкается в ямочку на животе, входит так глубоко, насколько это возможно. И Бэкхён начинает покручивать пальцем внутри, легонько поглаживая и растирая кожу. По животу растекается тепло, как-то стремительно превращающееся во внутренний жар. Всего минута или две до полноценного пожара из ощущений. Чанёлю не хватает воздуха, света нет вообще, а от тверди остаются только натянутые над воображаемой пропастью простыни, что сминаются под его спиной и ягодицами.
Чанёль кусает губы и мысленно уговаривает Бэкхёна поцеловать его, но Бэкхён глух к его мольбам — ведёт пальцами всё ниже и ниже, накрывает ладонью возбуждённый член, плавно сдавливает с бесцеремонностью человека, который знает, чего хочет, отпускает, оттягивает немного мошонку и скользит пальцами по промежности.
Чанёль невольно разводит ноги шире и старается задержать дыхание. Ему нестерпимо душно от пульсирующего прямо в венах желания, потому что поглаживания пальцами по особенно чувствительной коже между мошонкой и задним проходом сводят с ума в долю секунды. Задержать дыхание не получается, ведь скользкие от смазки пальцы с настойчивостью играются у входа и вдруг отдёргиваются.
Бэкхён неожиданно с размаха припечатывает ладони к ягодицам и разводит их в стороны. Чанёль отчётливо представляет, как Бэкхён сейчас смотрит и куда именно, глухо стонет и немного сползает вниз — запястья слегка тянет болью от наручников. А ещё Чанёль вспыхивает от вызывающе непристойного звука, с каким ладони Бэкхёна встречаются с его ягодицами опять.
Глаза завязаны, и Чанёль тонет в темноте, разбавленной тишиной, собственным бешеным пульсом и сбитым дыханием. На фоне всего этого шлепки звучат оглушительно громко и постыдно. И стыд только нарастает потому, что Чанёлю нравится, когда Бэкхён шлёпает его, а после задерживает ладони на ягодицах, отогревая следы от ударов и после любовно очерчивая их кончиками пальцев. От этого кожа горит, почти пылает, и удовольствие становится невыносимым. Но Чанёль не готов признаться в этом, хотя уверен, что Бэкхён отлично видит румянец на его лице, сползающий на шею и даже на уши.
Бэкхён бьёт его по ягодицам ещё пару раз. Бьёт сильно и умело, оставляя следы, которые за день не сойдут точно, и шлепки ничуть не звучат тише. Это кажется таким знакомым, но Чанёль не может заставить себя сосредоточиться и вспомнить. Задница полыхает и саднит, а член вот-вот взорвётся от нарастающего возбуждения, и этот контраст, чёрт бы его побрал, заставляет распрощаться с рассудком.
Чанёль беспомощно дёргает руками — наручники тут же впиваются неподатливым металлом в запястья. Он не может запретить Бэкхёну раздвигать ягодицы и просовывать кончик пальца меж сжатых мышц, не может избавиться от тяжести, которой наливаются низ живота и член, не может спокойно выносить прикосновения губ Бэкхёна к ссадинам на своих запястьях… И Чанёль возбуждается ещё больше, осознавая собственную беспомощность. Он не может сделать вообще ничего. Всё его удовольствие сейчас в руках Бэкхёна. В тех самых руках, на которые он тайком дрочил не раз и не два.
И эти конкретные желанные руки ещё раз с громким шлепком знакомо припечатываются к его горящим ягодицам, обжигая новой болью, переплавляющейся в удовольствие.
Чанёль вспоминает и кусает губы от отчаяния, потому что этого не хватало целых два года.
Он протяжно стонет, с силой выгибаясь, невольно тужится, раскрываясь навстречу Бэкхёну, и в его тело проскальзывает палец. Чанёль задыхается и обессиленно падает на простыни, пока Бэкхён плавно поглаживает его пальцем внутри — именно поглаживает, а не растягивает. Лёгкие движения немного успокаивают. На время. И Бэкхён твёрдо вставляет в него уже два пальца, а другой рукой с силой сжимает член у основания и покалывает острым ногтем между яичками, заставляя возбуждение схлынуть и уменьшиться на десяток градусов.
— Похоже, тебе это не в новинку.
Чанёль ловит воздух широко открытым ртом и старается не слушать, как внутри него хлюпает смазка с каждым резким толчком. А ещё старается не вспоминать, потому что… не сейчас, чёрт возьми! Пожалуйста, не сейчас!
Только это не всё, и Бэкхён добавляет третий палец. Крутит внутри, растирает стенки и теперь уже растягивает, пробирается глубже и вновь касается умопомрачительно гибкими пальцами лишь снаружи, чтобы через миг вогнать все три пальца в Чанёля резко и глубоко, раскрывая его полностью.
Чанёль рывками подаётся навстречу, пытаясь ощутить пальцы в себе отчётливее. Трахает себя этими проклятыми и желанными пальцами и сходит с ума от мысли, что у него внутри безумно красивые пальцы Бэкхёна. Не обращает внимания на боль в запястьях и насаживается всё быстрее в погоне за нарастающим удовольствием, когда каждый удар пальцами отдаётся почти что звоном в ушах, путаясь с пульсом, частым неровным дыханием и слабыми короткими стонами.
Он почти воет, ощущая на шее и груди губы Бэкхёна вновь, захлёбывается собственным вдохом, когда мягкие губы опять касаются содранной кожи на запястьях, а кончик языка слизывает проступившие капельки крови. Хрипит, когда его кусают за соски сначала легонько, а потом всё жёстче — после наверняка останутся следы, которые придётся прятать, и вскидывает бёдра ещё выше, с силой разводя ноги, потому что пальцев внутри много, они безжалостно растягивают и толкаются в него. И, чёрт бы всё побрал, это так… хорошо.
Как будто… как будто…
Из головы вылетают все мысли до единой, и Чанёль не помнит ни слова из тех, что успевает хрипло и сбивчиво прошептать и простонать. Он осознаёт лишь, что сейчас кончит просто потому, что Бэкхён трахает его пальцами.
Но тут пальцев становится на один меньше, а Бэкхён уже не касается его губами. Чанёль даже не улавливает его дыхания на коже.
Пальцы двигаются внутри Чанёля всё медленнее, выскальзывают один за другим. И Чанёль извивается на простыне, пустой и мечтающий об освобождении. Член болезненно ноет и умоляет хотя бы подуть на него, чтобы разрядиться, но ничего не происходит.
Ошеломлённый Чанёль крутится и елозит, пытаясь повернуться хоть немного и потереться членом обо что-нибудь. Изо всех сил сдерживает жалобный скулёж, потому что больше всего на свете хочет просто кончить.
Ладони Бэкхёна цепко хватают за ноги и удерживают. Даже такое прикосновение возбуждает, но недостаточно, чтобы достичь необходимого Чанёлю оргазма.
— Длинный, ровный и тонкий. Смотрится красиво, — прохладным голосом говорит Бэкхён, и Чанёль слышит его словно сквозь заложенные ватой уши. — Я про твой член.