Близки на всех уровнях они стали незадолго до отъезда Бэкхёна, и это превзошло все его смелые ожидания. Любовник из Чонина получился горячий, неутомимый, заботливый и внимательный, пусть и “кусачий”. Ни с каким другим парнем Бэкхён не чувствовал себя настолько уютно и тепло. И было приятнее вдвойне, потому что Чонина заботило не только собственное удовольствие, но и удовольствие Бэкхёна, а такое редко встречалось, потому Бэкхён вцепился в Чонина руками, ногами и зубами — фигурально, намереваясь сохранить их отношения.
Если для всех прочих Бэкхён был “другим”, то для Чонина он был особенным. И в свете неприятия предпочтений Бэкхёна большинством это становилось драгоценностью. А ещё Бэкхён с лёгкостью наживал врагов за счёт острого языка. Сказать мог что угодно и кому угодно, не задумываясь о последствиях. Чонин никогда на него не обижался и добродушно пропускал мимо ушей подобные выпады в свой адрес. Таких вот людей вокруг Бэкхёна почти не наблюдалось, и это увеличивало ценность Чонина в глазах Бэкхёна ещё больше.
После отъезда Бэкхёна и поступления в университет они виделись редко, но регулярно. Бэкхён ещё и помогал Чонину сдавать экзамены по дополнительной программе, чтобы после окончания службы Чонин мог сразу перейти на тот же курс, одолев аттестационное тестирование.
А ещё Чонин честно его предупредил на исходе срока службы, что собирается съездить домой и повидать своего бывшего, дабы расставить точки над i.
Аттестационное тестирование он проходил за день до дня рождения Бэкхёна, тогда же и перебрался в общежитие.
***
Чонин открывает дверь после негромкого стука и подхватывает обрушивающегося на него Бэкхёна. Кое-как запирая дверь, они жадно дышат друг другом, с трепетом проводят руками и смотрят, не отводя глаз. И Чонин не сожалеет, что запретил Бэкхёну встретить его — сложно было бы сдержаться даже при толпе свидетелей.
— Ещё выше стал как будто, — сбивчиво шепчет Бэкхён, трогая кончиками пальцев твёрдые скулы Чонина. Глаза у него так сияют, что Чонин не выдерживает и прикасается губами к правому веку, потом к левому, мягко целует и прижимает Бэкхёна к себе.
— Я так скучал, — не умолкает Бэкхён, тянется вверх и ловит выдох Чонина. А дышать и так уже нечем.
Короткое безумство неловких движений и сотня поцелуев заканчиваются тем, что Чонин спотыкается и плюхается на стул. Бэкхён летит следом и оказывается весьма удачно у Чонина на коленях. Они снова смотрят друг на друга, и Бэкхён робко обхватывает Чонина руками за шею.
— Не верю даже. Совсем мой?
— Совсем твой, — не удерживается от улыбки Чонин, легонько проводит ладонями по пояснице Бэкхёна и придвигает ещё ближе. Настолько близко, чтобы Бэкхён ощутил заметную выпуклость под плотной тканью брюк.
Бэкхён зачарованно скользит пальцами по его лицу — каждое касание будто отлито в бронзе, такое реальное и чувственное. Бэкхён медленно отводит со лба длинноватые тёмные пряди, трогает шею и начинает расстёгивать пуговицы на рубашке. Сдвигает ткань в стороны и смотрит на плечи. А потом стягивает рубашку до запястий — там и оставляет: любит сжимать пальцами ворох белых складок и любит, когда сбившаяся на запястьях ткань трётся о его кожу.
Невольно заразившись его томностью, Чонин тоже поддевает тонкую ткань рубашки Бэкхёна и задирает. Оглаживает ладонями вскинутые руки и обматывает их скрученной рубашкой. Бэкхён весь светлый и волшебно мягкий, несмотря на худобу. Чонин трогает позвонки на его спине и добирается до пояса брюк. Брюки и бельё с Бэкхёна он снимает ещё быстрее, чем рубашку.
Каштановая чёлка, матовая светлая кожа и особенная улыбка Бэкхёна, за которой прячется обещание…
Бэкхён пылко прижимается к его губам, потом отстраняется и соскальзывает вниз. Замирает на коленях между расставленных ног и ногтями проводит по тёмной ткани рядом с молнией.
Возразить или предложить что-нибудь Чонин просто не успевает, потому что в мгновение ока пуговица выскакивает из петли, а молния с глухим звуком расходится, выпуская из тесного плена уже вставший член.
Бэкхён ничего не говорит, просто улыбается. Он знает: если на Чонине нет белья, значит, тот недавно из душа. Поэтому Бэкхён просто трётся щекой о толстый ствол и обхватывает губами головку, задевает бёдра и низ живота скрученной на запястье рубашкой, дразня ещё больше.
Чонин ничего не может поделать — непроизвольно сползает по спинке стула, отчаянно вцепившись руками в сиденье. Изголодался настолько, что буквально пьянеет от умелых прикосновений Бэкхёна к члену. Даже мышцы на руках дрожат от слабости, порождённой острым удовольствием. И всё перед глазами раскачивается, как на море в шторм.
— Не сдерживайся, — громко шепчет Бэкхён, касается губами головки и успевает обвести её языком. — Пусть это будет быстро — мы оба заслужили.
Они оба знают, как долго им пришлось ждать этого дня. И Чонин, прикрыв глаза, послушно не сдерживается. Даже не пытается. После долгой разлуки ласки Бэкхёна — это чересчур. Особенно когда Бэкхён медленно насаживается ртом на член до упора, пропуская его глубоко, а потом с хорошей скоростью начинает двигать головой. И Чонин переживает маленькую смерть, ощущая до безумия приятное давление на член стенками горла.
Сдержаться в самом деле невозможно — так тесно, и Бэкхён так старается доставить удовольствие… Требуется всего несколько минут активных движений — и все мышцы сводит. Противостоять этому невозможно. Чонин выгибается на стуле, подаваясь напряжёнными бёдрами к Бэкхёну и кончая глубоко в горло.
Пока он пытается отдышаться, Бэкхён медленно облизывает его член, собственные губы и начинает целовать его бёдра и ноги, стягивая брюки и обувь совсем.
Чуть оклемавшись, Чонин поднимается со стула, подхватывает Бэкхёна на руки и несёт к кровати. Через минуту они лежат под одеялом вместе, крепко обнявшись, и Чонин просто вдыхает запах, по которому скучал. Водит носом по изящной шее, слегка касается губами за ухом и дышит, дышит Бэкхёном.
— Как ты тут?
— Грустно. Без тебя. Но я ждал. Здорово, что ты всё-таки приехал, даже если целая вечность прошла. — Бэкхён запускает пальцы в его волосы и неторопливо перебирает пряди, затем ведёт ладонями по груди и мнёт в кулаках белую ткань расстёгнутой рубашки, пропитавшейся потом. — А ещё меня пытаются увести.
— Серьёзно? — Зажмурившись, Чонин плотнее прижимается губами к тёплой шее Бэкхёна и пробует её на вкус кончиком языка. Перебирается на открытое горло и целует тонкую кожу, стараясь не думать о том, что недавно был именно тут, внутри, и даже кончил от этого.
— Ага. Один упрямый придурок. То есть, он вообще хороший. Как друг. Но вбил себе в голову, что я ему нравлюсь. Пытался полапать, пришлось его немного побить. — Бэкхён забирается ладонями под рубашку на плечах, но когда Чонин слегка ведёт плечами, чтобы снять рубашку, Бэкхён не позволяет это сделать. Прижимает рукой влажную от пота белую ткань к груди Чонина, немного сползает вниз и проводит прямо по ткани языком, будто проявляя плёнку и заставляя отчётливее проступить тёмное пятно под белым.
Чонин тихо смеётся и смело оглаживает податливое тело ладонями. Бэкхён на миг ускользает, шарит под подушкой и впихивает Чонину в руки белый тюбик и силиконовую пробку. В ответ на недоумённо вскинутые брови хихикает и прижимается всем телом.
— Просто поставь сейчас, чтобы потом не тратить время на всякую чепуху, а сразу предаться разнузданному сексу без границ. Я хочу тебя целиком. Слишком сильно хочу, чтобы растягивать это удовольствие. У меня слишком долго не было тебя. Боюсь, я заметно усох, и если ты попытаешься всунуть в меня своё сокровище обычным способом, оно точно не влезет или разорвёт меня пополам. Сегодня будет по-моему, идёт?
Откровенные слова Бэкхёна смущают и заводят одновременно. И Чонин сдерживается не без труда.