– Говорит, когда спросят. Не спросят – молчит.
Один из «черноперчаточников», разминая ладони, подошел чуть ближе и спросил:
– Мистер МакГрегор?
– Сэр, с вашего разрешения.
– Сэр МакГрегор?
Пленник невольно усмехнулся.
– Произношение у вас, несомненно, лучше, чем у этого мерзавца, – он мотнул головой в сторону похитителя, отвесившего ему пощечину. – Похоже, в Британии вы бывали, и не раз. Но вот ознакомиться с правилами обращения к аристократии не удосужились.
– И как же прикажете вас величать, господин аристократ?
– Сэр Артур, будь мы хоть немного знакомы. Но еще лучше и проще: баронет МакГрегор.
– Что ж, баронет – так баронет.
Босс – а в том, что он был боссом этой шайки, Артур уже не сомневался, безразлично пожал плечами.
– А как мне именовать вас, маска?
Бандит, стоявший рядом со стулом Артура, уже замахнулся, чтобы отвесить ему еще одну пощечину, но босс жестом остановил его.
– Можете называть меня «монсиньор».
– Епископ? Архиепископ? – вслух предположил МакГрегор, но, подумав, добавил: – Хотя сей несомненно почетный титул можно получить и без столь высокого сана. Не знал, правда, что нынче им награждают и разбойников с большой дороги.
Безымянный «монсиньор» рассмеялся: неприятным, каркающим смехом. Потерев ладони в черных шелковых перчатках и поморщившись, он произнес:
– Ну что ж, приступим, пожалуй. Вы боитесь боли, баронет?
– Любое живое существо старается ее избегать.
– Прекрасное замечание. Думаю, мы с вами сумеем договориться.
«Деньги?» – подумал МакГрегор. Но стоило ли для этого устраивать такой спектакль?
– Вам нужны деньги? – забросил он удочку и добавил: – Монсиньор.
– Ну право же, сэр Артур, – парировал босс, – не стоит нас оскорблять.
– Так что же вам нужно?
– Вот это мы сейчас и будем выяснять, баронет.
DCS Кэмпбелл с выражением отвращения на лице качал головой.
– В нашем славном Лондоне я видел всякое, но такое… Розетти, ваше мнение?
– Это называется «сицилийский» или «итальянский» галстук, шеф. Обычно – в практике мафии – это знак того, что убитый или собирался выдать тайну, или выдал ее. Язык, вытянутый через разрезанное горло.
– Какую? Какой тайной мог владеть профессор Гарварда, чтобы мафия с ним это проделала?
– У нас нет никаких следов, указывающих на то, что это работа мафии. К слову, шеф, такие же фокусы в Штатах проделывают и колумбийцы, и ямайцы…
– С той же целью?
– Двойная атака конем, шеф. Перевести стрелки на моих сородичей-итальянцев – для полиции – и послать предупреждение всем остальным. Покойный профессор что-то знал – или что-то хотел сообщить.
– Прекрасно. А где хозяин дома? Сэр долбаный Артур, он же -надцатый баронет из горских свинопасов?
– Отсутствует. Но констебль у входа. Дома лишь дворецкий и горничная.
– Как же: дворецкий! Баронет, и без дворецкого. Немыслимо. Дворецкого пробили по базе данных?
– Так точно, сэр. Некий Джеймс Робертсон, в свое время получил семь лет за неумышленное убийство, отсидел два с половиной в Инвернессе, откуда деньги и влияние МакГрегора его вытащили.
– Н-да, такой головорез для МакГрегора в самый раз. Что сказал этот тип?
– Что его хозяин с неизвестной Робертсону молодой дамой совсем недавно изволили отбыть.
– И естественно, в неизвестном направлении.
– Естественно, сэр.
– Что ж, оставим несколько парней дожидаться появления милой парочки. Вооруженных констеблей, Розетти. Из нашего отдела. Менять каждые четыре часа, если сиятельный баронет не объявится в первую смену.
– Вы полагаете, сэр, что он, убив кого-то, бросил бы труп у самого своего дома?
– Я полагаю, детектив Розетти, что допросить хозяина дома входит в наши прямые обязанности. Вы так не думаете?
– Виноват, сэр. Конечно, вы правы, сэр.
– И чтобы наши парни не особо светились.
– Безусловно, сэр.
Розетти отправился расставлять людей из первой смены, которым предстояло дожидаться МакГрегора.
Кэмпбелл, оставшись один – не считая патрульного и дрожащего совсем не от холода Лорда Питкина, еле слышно пробормотал:
– Ну теперь я душу из тебя выну, баронет-твою-мать, сукин ты сын.
– Ну что ж, баронет, начнем, пожалуй, – негромко и почти ласково произнес «монсиньор». – Что вы знаете о последних работах профессора Джона Лонгдейла?
– Полагаю, меньше, чем вы, монсиньор, – в тон вопрошавшему ответил МакГрегор. – Знаю лишь, что занимался он символогией и борьбой с религией. Думаю, узнал бы больше, ведь шел я на встречу с ним, когда ваши головорезы меня похитили – замечу, кстати, что похищение человека в нашей стране, монсиньор, серьезное преступление.