- Нет!
- Ч-чего!? - он до сих пор не понимал моей позиции.
- Я сказал нет!
- Глупый монашек, я не потерплю, чтобы мой друг бабы не видел! Да ребята? - те загоготали громче.
- Я не друг тебе! Узкоглазый!
- Вот это уже лишнее, Бард. И следи за словами.- он пожал плечами. - Ладно, раз не хочешь, я сам. - двое схватили девушку по обе стороны и она затрепыхалась, что есть мочи, а мой кулак сжался сам с собой и я с криком опрокинул его на человека, которого когда-то считал настоящим другом. Он ответил почти сразу. За время проведённое в мире, о котором я сам мало что знал, Линь научился стоять за себя. Четверо бросились на помощь Линю, ещё двое держали вырывающуюся девушку. Крик и пыль смешались воедино, меня окружали кулаки и грубые пинки в печень. Я не слышал, как на шум, уже сбегаются обитатели Храма. Перед глазами блестнуло лезвие, и я увидел горящие глаза Линя и его разбитые кривые губы. Он занёс надо мной кинжал, рука дернулась, он выдохнул , брызнув кровавыми слюнями и дёрнулся назад. Группа воров исчезла вместе с девушкой, за несколько мгновений до того, как Глава сшибая кусты ворвался на полянку перед стеной, где лежал избитый ученик, сплевывая кровь и держась за бока. Думающий лишь об одном: «Он не ударил ножом. Он не смог...»
Все как один ждали моего выздоровления. В те моменты, я действительно понимал смысл слова «сострадание», ведь не было и часа, когда кто-нибудь, даже малознакомый, не посещал меня. И даже когда мы выходили в город, раз за разом, а кто-то интересовался о моём самочувствии, припоминая события недавних времен.
Это был пятый выход за стены. Нас проводили мимо торговок по направлению к морю, дорога была длинная, и по жаре занимала около часа ходьбы. Среди старых домов и прилавков с товарами перед ними, мне показалось, я увидел знакомые черты. Через переулок я убедился, что мне не почудилось: с узким лицом, полосками глаз, скрестив руки на груди и облокотившись на грязную стенку, на меня с надменностью смотрел Линь. Рядом с ним стоял и Хромой, и Верный, и Пёс, и Ржавый Гвоздь, и двое других, имена которых я не запомнил. Они провожали нас высокомерно подняв головы и злобно улыбались. И лишь один из них стоял поджав губы и сцепив зубы - об этом я знал наверняка и таким его запомнил в последнюю нашу встречу. А о том, что она была последней я узнал спустя три дня.
Ноги несли меня на главную площадь и я чуть не сшибал проходящих мимо. Сразу после того как увиделся с Главой, я нарушая законы Храма кинулся прочь.
«Суд приговорил к повешенью. Ты должен знать.» - его слова били по голове, а я перелетал через телеги и корзины с едой, сокращая себе дорогу. О том, что у Главы Совета есть докладчики из города, я догадывался уже давно, но сейчас стоя на главной площади, которая уже опустела, я убедился в этом навсегда.
Глаза, похожие на семечки подсолнечника черным стеклом застыли на лице. Белая кожа казалась совсем прозрачной, рот приоткрыт, и на губах уже сидит муха, хоть казнь состоялась сегодня утром. Я долго стоял и смотрел на него и мне не хотелось плакать, не хотелось кричать... Руки сами начертили в воздухе священный знак, из горла вырвалось тихое бормотание надгробной молитвы, я мысленно простился с ним и пошёл прочь не оборачиваясь, ускоряя шаг, а потом побежал, не видя перед собой прохожих. Бежал туда, где меня поймут. Туда, где мне есть место. В Храм. Который я обещал никогда не покидать.
Они лежали в разных позах, словно застыли перед холстом художника в ожидании портретов своих грязных физиономий. Погибших было шесть. Четырёх из них, я не опознал бы не будь они на моём корабле. Новые лица, к тому же изуродованные страшной гримассой. Измазанные непонятно в чьей крови, они ждали когда их с почестями пирата отправят в последний путь. Про Бромса я знал не много. Лишь то, что была у него женщина на суше и то, что он отменно работал с тестом. Я никогда не скупился на муку и соль, мы всегда брали высший сорт, отчего Бромс, как истинный повар утирал слезу счастья. Но на других условиях этот человек не согласился бы покинуть землю и уйти в море, и потому, будучи опытным моряком и плутом, сразу вышел с поднятыми руками, когда мы взяли торговое судно на абордаж, заявив, что изо рта моих ребят пахнет плесенью, что говорит о их питании. Так, человек, который резал мясо, без тени сомнения участвовал в боях и не пугаясь крови, стал резать людей, таких же, каким он был до встречи со мной.