Мысль пришлась ясной и четкой. Дамская шляпа, корсет, видение девицы прошлым бредовым вечером... Я в два шага оказался у жилистого тела и, встярхнув, резко поднял за грудки.
- Какого чёрта, парень! Что это у тебя? - рука тяжело ударила по широким полям головного убора, и тот полетел нам в ноги. В этот момент глаза юнги полезли на лоб и он, заикаясь что-то начать бормотать подмышку.
- Что это! Я спрашиваю! Ну!? Моему юнге более нравятся кружевные тряпки, нежели брюки?
- Э-э. Я-я-э-э-это не-не... М, м, м.
- Не так? А Что? На передок силён, а как по-мужски говорить, так язык занемел!
- Не. Не. Не...
- Где она!?
- К-к-то?
Мой кулак нашёл его печень.
- В следующий раз в руке будет ржавый гвоздь. Давай попробуем ещё раз. Где она!?
- Т. Ты. Ты. Там… - его дрожащий палец указывал на дверь, откуда сам юноша и явился. Я мог не спрашивать, ведь всё было донельзя просто. Но поиграться по нервишкам мальчонки, просила душа, и я не смог ей отказать в этом удовольствии.
Найти добычу было проще - простого. Глупцы ничего умнее не придумали, как прятать девчонку в пустых винных бочках нашей провизии. Она кричала и вырывалась, пока я за волосы тащил её по лестнице наверх, и с силой вытолкнул на середину корабля. Девица приземлилась в мою лужу рома и гневно посмотрела на обнимающего грот-мачту юнгу.
Тот, сглотнув, попятился назад и сел у лестницы, не проронив ни слова.
- Итак, я спрашиваю всего один раз. Что. Ты. Такое? И как пробралась на мой корабль?
- Не что, а кто! - в её глазах читался страх, но мне понравилась покорность в каждом движении этого тела. Это повиновение я заметил, как только откинул крышку третьей пустой бочки, и она маленькой статуей выросла передо мной, легко улыбаясь.
- Дальше... - я вышагивал подле неё, мысленно очерчивая круг. Она молчала.
- Может, стоит спросить твоих друзей? Железный!
- Нет! Не надо!
- Собери мою дорогую команду! Я желаю говорить с ней.
- Я сама!
- Ах, сама! И что... же
Девушка открыла рот, но не успела проронить ни единого звука. По Галатее прошёлся оглушительный свист Обезьяны. Я резко поднял голову наверх. Из «вороньего гнезда» свесился мой человек, свистом сообщая, что на горизонте появился корабль, а значит, добыча сама пришла ко мне в руки.
Грубым захватом я потащил кричащую гостью обратно в трюм. Почти волоком, я доставил эту активно брыкающуюся бестию к бочкам.
- Я могу помочь!
- Сиди и не рыпайся, ты уже помогла, крошка! Разберусь с тобой позже, но знай, моя Галатея не выносит женщин на борту...
- Вы говорите, словно она живая!
Я не ответил. Запер дверь. И кинулся к Харсу.
- По местам! Если не хотите, чтобы ваши кишки украшали такелаж!
Обходим с флангов! Чёрный! Приготовить дреки! Облачить мечи!
Это корабль королевского флота...
Дальше становилось всё жарче. Солдаты, подневольной службы не желали подводить собственную честь, и, защищая имя короля, бесстрашно вступали в схватку с моими людьми.
Я рубил не глядя, и ни одна частица в моём сердце не стремилась к состраданию в этой битве. Не тянулась понять позицию людей, прикованных тяжелой свинцовой цепью долга к службе, и не желающих прощаться с ней даже заходясь в удушливой агонии, истекающего кровью, тела.
Я невольно застопорился замахнув меч у горла, лежащего раненого, в его зеркалах зрачков увидел смирение и готовность умереть. Этот взгляд мне был знаком как ни один другой. И я камнем застыл, не смея вникнуть в происходящее вокруг. Не слыша оглушительных залпов и горячую брань. Не слыша лязга стали. Лишь внимая себе одному:
Один из важнейших уроков, что мы уяснили в двадцать лет, было принятие суровой реальности нашего мира и стремления сострадать каждому, кто хоть немного отличился из толпы. Волей Создателя, в день урока, к нам в Храм пришла женщина, потерявшая последнего ребёнка. Он умер от горячки, а ей не хватило денег на лекаря. Но, даже не имея за душой ни копья, сильная и решительная, она просила помощи у каждого, кого видели её глаза. Она ходила и к тому, кому не могла заплатить, но лекарь, задыхаясь в собственной алчности, погнал несчастную взашей, что обернулось кончиной ее четвертого дитя. Не сумев спасти ни одного, она, с таким же взглядом, пришла к нам во Храм. Этот, казалось бы, отрешенный взор, был преисполнен смирением и потаённым желанием, покинуть землю вслед за детьми. И наставник дал ей работу. В ней и молитвах, женщина забывалась, пытаясь утолить боль утраты, дабы вновь найти прикрасы в собственном существовании.
Пуля прорезала кожу, вихрем ворвалась в мясо и почти задела кость. Я сделал несколько шагов назад и осел у соседнего борта глотая воздух. Первая пуля за двадцать лет. И как я избегал её раньше?! Плоть горела, я злобно выругался, проклиная самого себя за упущение. В пиратстве нет места милости и состраданию. Найдя в себе гнев, я с холодным лицом закончил начатое, и юноша с сильным взглядом, кровью поплатился за свинцовое ядро в моем плече.