Джейн затрясла головой от волнения:
— Но что нам теперь делать?
— Я бы рекомендовала вам обратиться к психологу. Хотите, я посоветую вам хорошего специалиста?
Я выпрямил спину.
— Спасибо, не нужно — я психиатр. Я кое-кого знаю.
Выражение лица Кэти смягчилось.
— Прекрасно. Вот вам на всякий случай моя визитная карточка.
Какую-то нелепую минуту мы все обменивались визитками, Джейн тоже дала ей свою деловую визитку в трех корпоративных цветах. Как будто мы только что заключили сделку. Алекс перестал разглядывать плакат о раке и теперь уставился на могучую грудь медсестры.
На этом мы ушли из больницы. Нам сказали, что мы сможем прослушать запись позднее. И узнать о результатах допроса того типа. Феррара сказал, что он пришел в себя, но ничего не сказал. Когда мы добрались до дома, было почти шесть утра. Уже начинала проступать реальность пятничного утра. Джейн позвонила в офис и сказала, что не сможет выйти на работу по семейным обстоятельствам. Я позвонил Джерри и попросил его кое с кем связаться и прикрыть меня. Я повесил трубку и только тогда в полной мере оценил его сочувствие. Никто не хотел завтракать, но мы сидели на кухне в состоянии какой-то нервной неопределенности, как будто в любую минуту у нас мог проснуться аппетит. Алекс заволновался:
— Мне разве не надо собираться в школу?
— О нет, ты сегодня болен.
Мы с Джейн переглянулись поверх головы Алекса.
— То есть ты столько пережил. Мы решили, что тебе нужен по крайней мере день, чтобы прийти в себя.
— Странное чувство. — Алекс поднялся и стал ходить по кухне.
Джейн тоже встала, натянув фальшиво бодрую улыбку.
— Пожалуй, я чего-нибудь съем. Кто-нибудь еще хочет есть?
Я покачал головой.
— Может, перекусить чего-нибудь, — сказал сами-знаете-кто.
Джейн развернулась:
— Ну конечно! Все, что хочешь.
Прости господи, но я на это поведение среагировал автоматически: занес руку, чтобы стукнуть по столу, — о чем я только думал? Я остановил руку, не донеся ее до стола. Джейн и Алекс смотрели на меня, как на незваного гостя в моем собственном доме.
— Не обращайте внимания, — поправился я. — Пусть ест, что хочет.
Алекс положил голову на руки.
— Я больше ничего не хочу.
При обычных обстоятельствах мы с Джейн устроили бы скандал прямо перед Алексом. Разорались бы друг на друга, засыпали бы упреками, пока я не влепил бы ей пощечину — мысленно. Но все это было раньше. Я посмотрел на нее, когда она протянула руку и погладила Алекса по затылку. Она мать моего ребенка, женщина, которую я люблю. Ведь мы только что вместе пережили крушение. Я похлопал Алекса по спине — теперь его ласкали оба родителя — и взял Джейн за другую руку, как будто мы играли в какую-то сложную игру, где все должны держаться друг за друга. Мы были теплые на ощупь. И Алекс даже улыбнулся, и мы почувствовали, что есть еще в мире какая-то надежда.
Он потянулся:
— Я хочу есть.
— И я тоже, — хором сказали мы с Джейн.
Алекс согласился съесть несколько морковных палочек. Мы с Джейн доели то, что осталось от сухих палочек Алекса, и он, кажется, не возражал. Был уже десятый час, я выглянул в окно и увидел, как в небе убегает вдаль одинокое облачко.
— Можно мне пойти поиграть на улице?
Мы с Джейн переглянулись. Алекс не особенно любил игры на свежем воздухе. Конечно, это лучше, чем смотреть телевизор, но в чем причина такой перемены?
— Во что ты хочешь поиграть, малыш? — Джейн кусала ноготь большого пальца.
— Ну, не знаю… так… просто поиграть.
Он неподвижно смотрел в окно на улицу, которая у меня в голове превратилась в темную аллею.
— Может, поиграешь в футбол с папой?
— Со мной? — У меня заныла голень при одном воспоминании, но я был бы счастлив с ним побегать.
Он покачал головой:
— Я просто хочу выйти на улицу.
Джейн уставилась в окно таким взглядом, словно бы на газоне прятались гоблины. Когда ребенок получил травму, приходится снова внушать ему мысль о том, что он в безопасности, что произошедшее больше не повторится. Но кто теперь может быть уверен? Да здесь возможно что угодно. Например, в последние недели я несколько раз видел, как к некоторым домам с утра подъезжал фургон с надписью: «Вывоз мусора: безопасно, чисто, надежно. Ветераны войны во Вьетнаме», — однако за рулем сидел небритый восемнадцатилетний парень. А как насчет школьных учителей или человека, который прямо сейчас идет по Гарнер-стрит, засунув руки в карманы? Я подбежал к окну, но человек уже прошел.