На второй странице был индекс совместимости, в котором сравнивались различные черты характера и в итоге выходило 72 процента. Я перелистнул и открыл последнюю страницу, похожую на анализ затрат и результатов с долгосрочными перспективами роста. Рядом с комментарием («вложения в дом», «выгоды, включая домашнее питание») помещался график счастья в зависимости от времени: скачущая кривая, которая выравнивалась через три года и резко понижалась в 1992 году, примерно в то время, когда родился мальчик.
— Ты знаешь, — начала Джейн, когда я хотел было уже сам начать с тех же слов, — кажется, ты перепутал меня с собой.
— Или наоборот. — Я забрал у нее мой листок, как будто в чужих руках он мог загореться. — И вспомни, ты первая увидела, чем я недоволен. Ты меня скопировала.
— Между прочим, это именно то, что меня раздражает в тебе. Сначала ты пытался повторять мою схему тренировок, потом начал вести себя как руководитель младшего звена… — Она выдохнула, это был такой характерный вздох печали-а-не-гнева, который выводил меня из себя.
— Я пытался всем угодить, черт побери.
— Странно это у тебя выходит.
— Ладно, хватит. Извини, что я показал тебе свой список, — или извини, что ты его подсмотрела. Поэтому ты была такой раздражительной в последнее время? — Мне хотелось сказать «раздражающей».
Джейн оценивающе посмотрела на меня.
— Отчасти да.
— Ну и к чему мы пришли?
Она еще раз пожала плечами.
— Это ты мне скажи. Ты же хотел уходить. Хотя, знает бог, я тоже думала об этом.
Почему-то мне представился диван в моей старой квартире с плохой клетчатой обивкой и протертый на швах, но удобный. Я мог часами лежать на пухлых подушках и читать. Или храпеть, как Сногз. Разумеется, ведь никого не было, кто мог бы мне помешать. Никакого женского присутствия в ванной, никаких детских голосов, отвлекающих меня. Похоже на откопанную капсулу времени, пузырь древней атмосферы, слишком хрупкий, чтобы выдержать современный климат. Тут пузырь лопнул. Укол совести? Я увидел, как маленький мальчик уныло тащится в чистилище.
— Погоди, а как же Алекс?
— Я знаю, это серьезный вопрос.
— Нет. — Я потер челюсть, которая начала опухать. — Я имею в виду, ты сказала, что по дороге в школу его могут украсть.
Джейн посмотрела на часы:
— Господи боже, уже без пятнадцати девять. Слушай, поезжай в Риджфилд и проверь, хорошо? Это ты отпустил его пешком. Мне нужно успеть на поезд в 8:57.
— Может, просто позвоним мисс Хардин?
Значит, такой вот я непрактичный? Я подошел к телефону на кухне, нашел номер Риджфилдской школы и набрал его. Две минуты пришлось дожидаться, а потом директорская секретарша сказала, что Алекс Эйслер в классе не появлялся.
— Ну и где же он? — рявкнул я в телефон. Потом извинился за несдержанность перед секретаршей и повесил трубку.
— Его нет, да? — У Джейн был такой вид, будто она хочет врезать мне еще раз.
— Да, его там нет. — Но у меня было чувство, что он еще в дороге.
— Черт, я же говорила тебе…
— Говорила, говорила, нам некогда спорить. — Я схватил со стола ключи от машины. — Я поеду его искать.
— Подожди, я с тобой.
Вот так мы через секунду уже неслись по Честер-стрит, колеса «вольво» чуть не царапали тротуар. Мы с визгом проезжали повороты, как киношные преступники.
Джейн сидела за рулем, а я просматривал тротуары в поисках нашего блудного сына. Наш дорогой потерянный сын, наш бедный непутевый отпрыск — куда он девался? Неужели кто-то действительно его забрал? О чем только я думал, когда велел ему идти пешком? До школы было всего семь кварталов, но я сожалел о каждом. Каждый отрезок пути без Алекса был как пинок в живот. «Ты же сам прогнал его», — внушал мне Мартин. О чем я только думал? С другой стороны, если я был прав…
— Останови машину!
Джейн так резко нажала на тормоза, что у нас чуть не сработали подушки безопасности.
— Что? Что?
Мы едва проехали Эджвуд, последнюю улицу перед Риджфилдом. Я увидел Алекса, его рюкзак косо свисал со спины, он шел медленно, как накачанный наркотиками. Мы подъехали к нему, и я крикнул в окно: