Лия ничего не ответила. Она приняла бокал и поднесла к губам, смешно сморщив нос… Ламбер угощал ее тонким французским коньяком, который привез с собой. Наверно, Лии из Самарканда никогда не приходилось пить таких напитков. А впрочем… Мало ли кто селился в отеле «Афрасиаб»? Ведь не напрасно же сотрудник узбекских спецслужб, уроженец и знаток Самарканда майор Джалилов утверждал, что именно этот отель — лучший в городе. И специализируется как раз на иностранцах.
Ламбер проговорил:
— Ну ладно. Извини. Ты мне просто напоминаешь… кого-то. Возможно…
Она смотрела на него недоуменно и с некоторой опаской. Ее можно понять. Наверно, в своей короткой жизни она привыкла меньше опасаться прямых и грубых мужчин, нежели вот таких, как этот: странных, зачем-то извиняющихся перед ней, путаной, хотя никакой необходимости в том нет и быть не может по определению. Чтобы как-то скрыть испуг, накрывший ее неожиданно и беспричинно, она начала снимать юбку и колготки. Ламбер подсел к девушке и начал гладить ладонью ее стройные ноги. Она пробормотала:
— Выключите свет, пожалуйста.
Французский археолог быстро плеснул ей еще коньяку а потом, остановив свой взгляд на ее тонком смуглом лице, потянулся к выключателю.
Через полчаса (раньше, чем предполагалось) Лия вышла из номера Леона Ламбера. Она коротким, нервным движением огладила на бедрах юбку и, скользнув в темную нишу в стене вестибюля, вынула мобильный телефон. Она на ощупь нажала нужную кнопку телефон включился, и зеленоватый свет осветил встревоженное лицо девушки с чуть подрагивающими губами. Она волновалась: это было можно понять хотя бы по тому, что она трижды пыталась набирать номер и всякий раз не могла довести начатое до конца. Только с четвертой попытки Лии удалось набрать нужную комбинацию цифр. Не отвечали долго. Она вжалась плечами в обитую мягкой тканью стену словно хотела, чтобы ее тело ушло в массив стенной панели. Наконец отозвался мужской голос:
— Слушаю тебя.
Он сказал по-русски, и она быстро заговорила, но уже по-узбекски:
— Я сначала не поняла, потому что он стал совсем другой… но теперь я точно уверена, что это — он, и с этими людьми…
Собеседник прервал ее, тоже перейдя на узбекский:
— Ты не части, говори толком, в чем дело. Зачем звонишь?
Она начала быстро, глотая окончания слов:
— Это тот человек, что был здесь в ноябре… Тот, который занимался раскопками под Аввалыком. Тот самый, которого искал Голова!.. Я узнала…. Узнала его. У него теперь другое лицо, у него изменился голос, он совсем, совсем не похож на себя прежнего!.. Но я узнала его. Он, он!.. Тот иностранец, археолог!
ГЛАВА ПЯТАЯ. НЕМНОГО О ВРЕДЕ НОЧНОГО ДОСУГА
— …Археолог!
Собеседник Лии издал какой-то короткий сдавленный звук, а потом, явно борясь с волнением, переспросил:
— Что значит — другое лицо? Я не понял. Что значит «другое»?
— То и значит. У него повреждено лицо. Наверно, ему делали эти…. Восстановительные… которые…
— Что, пластические операции? — помог подобрать слово мужчина. — А как же тогда ты определила, что это именно он? А, Лия?
Она кашлянула в трубку и отозвалась негромким, ясным голосом:
— А ты сам не понимаешь? Ведь я тогда была с ним, в ноябре-то… Есть такие вещи, которые женщина не забывает.
— Представляю себе эти вещи. — Ее собеседник хохотнул, но тотчас же посерьезнел. — Ты совершенно точно в этом уверена? Потому что если ты ошибаешься, это может плохо кончиться… Для нас обоих плохо кончится, да. Потому что мне сейчас нужно позвонить, куда надо, и сообщить то, что ты сказала. Так ты уверена, Лия? Уверена, нет? Как ты догадалась, что это он? Тот самый?.. Только не надо скромничать и строить из себя целку. Ну?
— Ну хорошо. Сначала я смотрела на его руки. Я очень хорошо помню именно руки. У него особенные руки, с очень мягкими движениями. Он наливает вино, как ласкает любимую женщину…
— Так, давай без этой херни. Конкретно. Вы с ним при свете трахались или он выключал?..
— Но…
— Давай отвечай, дура! — В голосе говорящего неожиданно проскользнули визгливые истерические нотки. — У нас нет времени болтать!
— Он выключал свет, — ответила девушка. — Но я все равно уверена, что это он. Я бы узнала его даже по голосу, не глядя на него.
— Ладно, убедила. Но смотри, подруга, если окажется, что это не тот тип, который накосячил тут в ноябре прошлого года! Я тебе тогда не позавидую.
— Ты же говорил, что не позавидуешь НАМ, Бахрам, — сказала Лия, — а вовсе не мне одной.
Бахрам пробормотал что-то неразборчивое — судя по всему, ругательство на ужасной смеси русского и таджикского. Лия услышала в трубке короткие Гудки и, сложив телефон, пробормотала:
— И все-таки это он… Он! Я же говорила, что он вернется, а эти скоты мне не верили, говорили, что слишком у него рыльце в пушку, чтобы сюда возвращаться. Но он меня не узнал, даже не узнал!.. Хотя я нисколько не изменилась. А вот я его узнала, хотя от его прежнего лица мало что осталось. Они говорили, что для него есть очень важное предложение, которое ему понравится. Может, то, что я сведу его с нашими, как-то мне поможет? Может… он вспомнит меня?..
Тут снова зазвонил телефон. Девушка глянула на экранчик и увидела, что перезванивает Бахрам. Она прижала трубку к уху:
— Да.
— Возвратись к нему в номер, — сказал тот. — Немедленно возвратись к нему в номер и скажи…
— Но как же? — испуганно переспросила она. — Ведь я уже все сделала, и он захотел остаться один… А потом, должен же явиться этот его… который живет в одном номере вместе с ним, ну ты же сам видел…
— Этот не должен. Он сидит внизу, в баре. Эти русские свиньи если уж начинают выпивать, то быстро не останавливаются. В любом случае проникни к археологу в номер и любым способом сделай так, чтобы он оставался там, никуда не выходя, еще полчаса. Поняла меня: полчаса! Говори что хочешь, делай что знаешь, можешь даже предоставить ему услуги бесплатно, пообещай скидку на все последующие посещения… В общем, все на твое усмотрение, Лиечка, но чтобы он оставался в номере еще полчаса, всего только полчаса!.. Ты меня поняла? Поняла? Говори, что молчишь?..
В его голосе послышались почти умоляющие нотки. Так он никогда с ней не говорил и уж тем паче никогда не называл «Лиечкой». В отношении своих, прикрепленных к отелю «Афрасиаб», проституток он никогда не употреблял слов с уменьшительно-ласкательными формами. «Лиечка»! Наверно, крепко нужен ему этот постоялец, раз он просит, почти умоляет ее в таком тоне! Она сказала:
— Ну хорошо, я попробую. Только почему ты думаешь, что он тут же не выставит меня за порог?
— На случай, если он уж совсем упрется и все-таки выставит тебя, — немедленно ответил Бахрам, — ты встань неподалеку от двери и следи, чтобы он никуда не выходил. Впрочем, куда ж ему особенно выходить от такой девушки, как ты? — Толстый портье переходил на совсем уж грубую и откровенную лесть, звучащую весьма фальшиво. — Так что, моя дорогая, ты уж постарайся занять его на те полчаса, за которые подъедут в отель его друзья. Очень хорошие друзья. Как, ты говоришь, его называла?
— Он просил звать его Эд.
— Сейчас гляну у себя в бумагах… Ну да, зарегистрирован под именем Эвальда Бергманиса… Эд… Гм… Ну будь умницей, Лиечка, постарайся сделать все так, как я тебя просил. Хорошо?
Несмотря на отсутствие особенного ума и образования, Лия не была столь уж темной и наивной дурочкой, чтобы не почувствовать за словами Бахрама чего-то зловещего. Сознание непоправимой ошибки стало овладевать ею сразу же после того, как она закончила этот свой второй разговор с портье. Зачем она предупредила Бахрама?.. А что, если она все-таки ошиблась, и Эд вовсе не тот человек, о котором Бахрам однажды сказал: «Он очень, очень нам нужен. Так некстати, невовремя уехать! Теперь уж, конечно, с концами!» — «А мне вот кажется, что он еще обязательно вернется, — сказала тогда Лия и вздохнула. — Мне кажется, что он непременно должен приехать к нам еще раз!» Толстый Бахрам засмеялся, колыхнув своими двумя подбородками и весьма объемистым животом. Тогда он не назвал ее Лиечкой. Тогда он назвал ее дурой, а потом повернулся и, щелкнув пальцами, сказал: «Ну, если он когда-нибудь в самом деле приедет и ты сообщишь мне, что это приехал именно он, и никто другой, тогда получишь сто баксов!» Лия грустно улыбнулась… Дура! Конечно, дура, если при своей профессии еще умудрилась сохранить какие-то романтические идеалы (тьфу ты, в самом деле!) и веру в то, что могут возвращаться мужчины — настоящие, красивые и мужественные, возвращаться красиво, из своих благословенных Европ и Америк, в их глухую узбекскую дыру… Наверно, она в самом деле дура, если верит в это.