— Да ну? — Я подался вперед. — А ну-ка с этого момента поподробнее.
— А что поподробнее? Я ничего не знаю. Эмир мне ничего особенно не говорит, я его настоящее имя-то узнал по чистой случайности. Да и мало ли Тамерланов Рустамовых в Узбекистане. Вот у вас в России, что, мало, к примеру разных там… ну вот у меня сегодня пьет Андрей Перепелкин. У вас мало Андреев Перепелкиных в России?
— Да боюсь, что несколько десятков тысяч наберется Андреев Перепелкиных-то в России, — сказал Артист.
— Вот-вот! — почему-то обрадовался Радоев. — И у нас в Узбекистане то же с Рустамовыми. С Тамерланами. Эмиром может оказаться кто угодно. И человеком Эмира в Управлении госбезопасности тоже может оказаться кто угодно. Тот же Джалилов ваш.
— Отлично, — заметил я с ноткой злой иронии, — с оборудованием и с Перепелкиным все понятно. Два ящика снаряжения… Вы, видно, были еще тем археологическим деятелем, Ламбер, — повернулся я к французу. Потом снова перекинулся на Радоева, который в позе жабы, готовящейся к прыжку, сидел на краю бассейна: — Осталось выяснить, о каком именно товаре идет речь. Наркота?.. Вообще, конечно, у Густери разноплановая деятельность, и он легко совмещает любовь к археологическим редкостям с торговлей наркотиками, подо что подводит и мокру-ху в том числе.
— Есть вариант, — сказал Артист. — Под словом «товар» они могут понимать и ископаемое археологическое золото. Но мне кажется, подполковника Радоева не очень посвящают в пикантные детали. Все больше используют, а откровенничать с ним себе не позволяют. Я, например, совершенно уверен, что, ежели у него спросить, как связаться с Эмиром, он ответит, что Эмир всегда связывался с ним сам. И всякий раз — в тот самый момент, когда он, Эмир, необходим. Вот так удачно подгадывает…
— Да, так оно и есть, — подтвердил подполковник Радоев, — это правда. Эмир звонит мне сам. Иногда он наезжает ко мне в гости без предупреждения. Иногда мне кажется, что он видит меня всегда. Я чувствую, что он за мной следит постоянно… и… — Не найдя ничего лучшего для продолжения этой своей фразы, подполковник стал глупо улыбаться, и странно выглядела эта неестественная, как приклеенная, улыбка на его широком, смуглом лице, с серыми пятнами, проступившими на влажной коже.
— Понятно, — сказал я, — эффект того, что ты постоянно под колпаком. Бывает.
— Эмир мне всегда казался очень странным человеком, — продолжал откровенничать Радоев; препарат все мощнее и беззастенчивее брал его под свой контроль, — я даже больше скажу: он мне казался не совсем и человеком. Есть у него что-то такое… не здешнее. Ну вы меня понимаете? Он, мне кажется, сам это в себе любит подчеркивать. Такое…
— Какое — такое?
— Ну… дьявольское. Его зовут Тамерлан, он хромает, под его командой содержатся такие скоты, что дадут сто очков вперед даже этим… как их… которых рисует мой сын…
— Дэвам, — подсказал я и вопросительно посмотрел на Артиста: дескать, что, и далее будем продолжать насмехаться над тем, что я рассказал тогда в офисе их агентства, сразу же по возвращении из Самарканда? Тут Артист положил мне руку на плечо и, склонившись к самому моему уху, выговорил очень негромко, но внятно:
— Значит, ты продолжаешь считать, что в этом деле задействованы какие-то… — он подбирал наиболее корректное и уместное в данном случае слово, — оккультные силы?
— Я считаю, что не в зелоте и ценностях тут основная загвоздка, не более того, — отозвался я и, более не вдаваясь ни в какие пояснения, спросил у Радоева: — А что, известно ли тебе, когда именно Густери должен ПРИБЫТЬ В САМАРКАНД?
Радоев заморгал и, чуть подавшись назад (он все так же сидел на корточках на краю бассейна), не удержал равновесия и упал в воду. Сноп брызг сочной оплеухой влепился мне в лицо. Я утерся рукавом и, дождавшись, пока голова Радоева покажется над поверхностью воды, повторил свой вопрос:
— Так когда, по твоим сведениям, Арбен Густери по прозвищу Гусеница собственной персоной должен прибыть в Самарканд? А?
— По моим сведениям? — отфыркиваясь, переспросил подполковник Радоев. — Как это… по моим сведениям.? У меня нет никаких таких сведений… Нет, я разговаривал с ним по телефону… Эмир соединил… Эмир…
У меня вдруг закружилась голова, и я едва не последовал незавидному примеру Радоева, чуть не свалившись в бассейн. Он хотя бы, в отличие от меня, был не в одежде… Артист вовремя поддержал меня за локоть левой рукой. В правой руке у него был бокал с вином, куда Артист подливал из собственноручно откупоренной им бутылки. Семен Злотников успевал наслаждаться благами жизни даже в таких обстоятельствах, какие мы имели в данный момент. Я проговорил:
— Странно… Щекочет ноздри… Такой особенный запах, как будто в ноздрю засовывают свежий лепесток какого-то диковинного цветка… из местной флоры… Сорванного где-нибудь на склонах гор.
В глазах Артиста появилась тревога. Он протянул мне бокал, в котором непонятно откуда оказалась водка, и я выпил, почти не чувствуя вкуса. Более того, я вдруг поймал себя на том, что не чувствую и десен, как при анестезии, применяемой при лечении зубов. В этот момент Леон Ламбер, недвижно стоявший на месте и с каким-то детским изумлением разглядывающий бесчувственных охранников, вырубленных мною и Артистом, вдруг сделал два огромных шага и оказался возле нас. Он рванул меня за плечо и крикнул:
— Немедленно идем отсюда! Не-мед-лен-но!
Я хотел сказать, что я еще не закончил, что у меня есть еще несколько вопросов к Радоеву, на которые он должен, просто обязан ответить, и как можно подробнее к тому же. Тем более что после выпитой водки в моей голове прояснилось и исчез странный щекочущий аромат, засевший было в ноздрях. Ламбер буквально вытолкнул нас с Артистом из помещения бассейна — откуда только силы брались!.. Тем более что Артист не сопротивлялся, он неотрывно смотрел на меня, и, только когда прозрачная пластиковая дверь-купе захлопнулась за нашими спинами, отрезав легкий плеск воды, разбивающейся об бортики, Злотников сказал:
— Так. В самом деле чертовщина какая-то. Что с тобой, Пастух?
Я отстранил от себя Ламбера, слегка качнул головой и произнес с оттенком недоумения:
— И что это за пьяные выходки? Ламбер?..
— Мне показалось, что нам лучше выйти из этого помещения, — отозвался он, — а вам, Сергей, лучше снять пистолет с предохранителя. — Черт возьми!.. — вдруг вырвалось у него, и я, поймав взгляд француза, направленный поверх моего плеча, обернулся. — Ни хрена себе! Merde!
…Сквозь прозрачную панель двери все было прекрасно видно. Бассейн размером шесть на четыре, подполковник Рашид Радоев в нем, а рядышком, у самой кромки, воды, — Юнус. Юнус несколько пришел в себя и уже не сидел, а стоял у края бассейна, смотрел на воду, по которой разбегались концентрические круги от барахтающегося Радоева. Нельзя сказать, что вода эта была кристально чистой и раньше. Но тут… мы увидели, как в глубине бассейна возникло и стало разрастаться что-то темное, тяжелое, клубящееся, похожее то ли на тушу какого-то животного, то ли на подводную скалу. Но ни скала, ни подводное животное (о которых и речи быть не может в закрытом бассейне!) не могут расти, увеличиваться в размерах, как это непонятное пятно… Юнус смотрел на него, не отрывая глаз. Он замер. В ту же самую секунду Радоев выкрикнул что-то неразборчивое и, выпучив глаза, нырнул. Погрузился в воду. У Артиста, смотревшего во все глаза, вырвался возглас недоумения. Было чему удивляться… Гладь бассейна словно забурлила, на поверхность показывалась то рука, то нога, то часть тела Рашида Радоева, а ТО, что мы посчитали пятном, уже разрослось до размеров всего бассейна и окрасило воду в темно-красный, очень похожий на кровь, цвет. А может, это и была кровь. У меня уже возникла довольно убедительная версия относительно всего творящегося в этом доме и со всеми теми, кто в нем присутствует. Потому я наблюдал эту картину довольно спокойно… Зато Ламбер смотрел во все глаза, да и Артист почти коснулся лицом прозрачной панели двери, чтобы лучше видеть.