Нет ничего хуже беспомощности. Что я могу на прекрасно простреливаемой поляне, с одним пистолетом против нескольких автоматов? Чем могу помочь друзьям которых тащат в вертолет — одного оглушенного, второго — с простреленной рукой, с до крови закушенной от боли губой?.. Если я что и могу — только отступить обратно к деревьям, под их сень, чтобы не стать мишенью.
— Керим, там еще двое! — крикнул Гвидо. — Рогсо maledetto! Берите и тех!
Я успел добежать до деревьев и на всей скорости бросился на землю, перевернувшись и оказавшись за толстым стволом тутового дерева. Чуть позади за камнем скрипел зубами и бормотал что-то Ламбер. Артист уже притаился за соседним деревом. Я быстро вынул обойму. Так. Пять патронов. Этих осталось тоже пятеро. Если представить, что все это не наяву, а в крутом американском боевике для дебилов, то этих пяти патронов как раз должно хватить. Но, к сожалению, на самом деле так не бывает. И потому я обрадовался, когда двое автоматчиков по приказу Керима бросились в нашем направлении и я, выпустив три пули, одной из них сразил-таки атакующего. А потом я услышал крик Керима:
— Отходим! Стреляют, суки! И так двоих завалили, хватит уже!.. Бросай, бросай этих, и летим!..
Под «этими» явно имелись в виду убитые: тот здоровенный таджик, весь изрешеченный пулями (продырявленный в том числен одной моей), и автоматчик, который попытался перебежками достичь деревьев, за которыми укрылись мы с Артистом. Боцмана и Муху втолкнули в вертолет, дали несколько очередей по деревьям, где прятались мы втроем. Вертолет начал подниматься. Забились под напором воздушных потоков, идущих от винта, ветви деревьев, редкая, желтоватая, словно с подпалинами, трава пригнулась к самой земле, забилась, заполоскала. Вертолет взлетел и пошел к нам на малой высоте. Так я и думал!.. Люк приоткрылся, оттуда высунулся ствол, и по кронам деревьев хлестнули пулеметные очереди. Я стиснул зубы, провожая вертолет взглядом. Две пули у меня в обойме. Две пули, что они могут против вертушки, набитой вооруженными людьми? Пулеметчик между тем высунулся из люка куда смелее, он даже стал крутить головой, выглядывая нас: дескать, куда делись эти «туристы»?.. Я выскочил из-под дерева и, вскинув пистолет, произвел два последних выстрела. Одна пуля попала в корпус вертолета, вторая, должно быть, зацепила проклятого стрелка, потому что тот вскрикнул и поспешил укрыться за броней вертушки.
Вертолет улетел. Я сел на траву, опершись спиной о ствол шелковицы, и, бросив пистолет, прикрыл глаза ладонью. Этот набор диких, абсолютно непрогнозируемых случайностей (впрочем, случайностей ли?) совершенно спутал все мои планы, смешал даже наметки к возможным мерам, первым подступам к решению главной задачи… Все! Теперь никаких подступов! Требуется мгновенное решение проблем, хирургическое вмешательство, как сказал бы Док, оставшийся в Самарканде!
— Откуда только этих сволочей принесло? — выдохнул Артист. — Нет, это надо же… какое жуткое невезение — я так понял… этот бородатый Гвидо — один из охранников Гусетери, который видел Боцмана там, на Керкире, в загородном доме Арбена, да? Как же Боцман позволил так засветить себя?
— Не надо сетовать на невезение, — остановил его я. — Разве мы не ожидали, что люди Эмира тут появятся? Мы ведь сразу решили, что этот район у них наверняка под особым контролем и наблюдением, и, направляясь сюда, как раз и рассчитывали пересечься с ними. Легко все списывать на случайности. Да тут просто цепочка обстоятельств, которые и привели вот к такой неприятной встрече охранника Арбена с Боцманом. Я думаю, Гвидо прибыл сюда, предваряя визит босса. Присутствие Гвидо под Самаркандом — лишнее доказательство того, что Густери скоро тут появится, как это указано в оперативной информации. А это нас волнует больше всего. Ну если не нас, то управление.
— Черт побери… — пробормотал Артист, оглядываясь на Леона Ламбера. — Тут на самом деле станешь суеверным! Как будто нам кто-то ворожит!
— Ну вот видишь, — с преувеличенным, неестественным спокойствием отозвался я, — и ты тоже стал на точку зрения оккультистов, Сема Ламбер!.. — Я повернулся к ошарашенному французу, в который раз за последние сутки имевшему вид рыбы, выбросившейся на лед и теперь совершенно не понимающей, куда это ее занесло. Он примерз спиной к серому камню, открывал и закрывал рот и вообще выглядел очаровательно. — Ламбер, кажется, вы в очередной раз принесли нам удачу. Мы в Самарканде всего около суток, а уже сколько нового, правда? И лучшее, как поется в песенке про голубой вагон, у нас, «конечно, впереди». Самое печальное состоит в том, что мы не знаем, куда… куда их повезли. Твою мать!.. — Я с такой силой врезал кулаком по стволу тута, что оставил на нем довольно впечатляющую вмятину; на разбитых костяшках пальцев проступила кровь. — Голубков просил нас действовать оперативнее? Ну что же, теперь его пожелание сбудется! Будем работать так, что мало не покажется! Ламбер!..
— Слушаю вас, Сергей, — потерянно отозвался француз.
— Вы, кажется, очень хотели поквитаться с этими ребятами за свою погибшую девушку? У вас вполне реальные шансы! Только сделайте для начала какое-нибудь другое выражение лица. А то сейчас, прошу прощения, вы похожи на старого, вышедшего в тираж печального клоуна…
ГЛАВА ПЯТАЯ. ВОСТОЧНАЯ ЛЮБЕЗНОСТЬ
Боцман очнулся от острой, простреливающей боли в основании черепа Кажется, именно туда его ударили прикладом автомата. Он открыл глаза и, увидев прямо перед глазами иллюминатор вертолета, заглянул в него. Вертолет снижался. Под ним плыли отроги гор, между которыми, в небольшой долине, расположились несколько строений. Самым высоким, бросающимся в глаза, была остроконечная башенка, похожая на минарет. Впрочем, даже если бы Боцману было дело до архитектурных красот этого сооружения, оценить их он все равно не успел бы: бородатый Гвидо щелкнул зубами и грубо заорал: — А ну пригнись, скотина!
Боцман занял исходную позицию на скамье, не заставляя Гвидо повторить свое указание. Мрачные мысли проносились в его голове: «Горы… Резиденция этого Эмира, куда, наверно, прибыл или вот-вот прибудет сам Густери… Ну что же, господин Хохлов, на этот раз вы увидите настоящего Арбена Гусеницу, а не того актеришку, которого уложили на вилле на острове Керкира… Интересно, сколько мы летели? Может, мы уже далеко от Самарканда? Эх, как глупо, как глупо вляпались! Да еще Муха со своим дурацким металлодетектором… Впрочем, что грешить на Муху? Муха как раз должен пенять на меня… наверно, лучше бы я встретился с дэвами, которых так долго и тщательно рекламировал Пастух!
Вертолет опустился на гладкую бетонную площадку. Боцман рискнул повторно прильнуть к иллюминатору и на этот раз никто на него орать не стал. Более того, Гвидо и Керим наблюдали за Боцманом и Мухой с презрительными усмешками. Боцман пробормотал:
— Ты только посмотри, Олег, какая нам тут встреча готовится!..
Олег Мухин глянул в иллюминатор и увидел, что возле вертолетной площадки их ждет не менее десяти человек. Почти все одеты по-военному, только стоящий с правого краю невысокий, полный человек — в дорогом халате, расшитом золотыми узорами, и в феске.
— Чтит традиции, тварь… — прошептал Муха одними губами.
Их вытолкнули из вертолета.
По-военному одетые люди почтительно расступились, и к вертолету вышел невысокий человек — лет пятидесяти, но с гибкой, статной фигурой, которую можно было бы назвать юношеской, если бы не впечатляющая линия мощных мускулистых плеч, литая загорелая шея и чуть прихрамывающая, но все равно легкая пружинистая походка. У человека была тонкая талия, изящные очертания холеных рук и длинных пальцев, стройные ноги в узких светлых джинсах. И, верно, даже родная мать не признала бы с первого взгляда в этом атлетичном мужчине того неуклюжего, неопрятного толстяка, каким Арбен Густери был меньше года назад!.. Но тем не менее это был он, Арбен Густери, Боцман определил это с первого взгляда. Да… Теперь покойный грек-актер, которого он убил, воспринимался бы не в качестве двойника Густери, а какой-то нелепой и непомерно жирной пародией на Арбена Гусеницу. Гусеницу ли?.. Толстых волосатых пальцев, за которые Арбен и получил свою кличку, в помине не было. А еще говорят, что пальцы не способны похудеть!.. Впрочем, не изменяя своей старой привычке, Густери непрерывно шевелил своим гладкими пальцами и ухмылялся.