========== Часть 1. Будьте внимательны на дороге ==========
Татуировки, кожаная куртка, высокие сапоги — такие называют то ли «гадами», то ли «стилами», Андерс не очень разбирался — пальцы, с едва заметным усилием сжимавшие мотоциклетный шлем. Серебряные волосы — интересно, это он поседеть успел уже в таком на вид юном возрасте, или всё же красит? — зеленющие глаза, грязь и кровь. Ссаженные костяшки, правое запястье неестественно вывернуто. Странно, что он сумел дойти до клиники — скорее всего, на чистом адреналине. Не повезло.
Первое впечатление часто бывает обманчиво, но в этом случае Андерс не промахнулся: суровый дикарь на поверку таким и оказался.
Лирен, дежурившая в тот (роковой) день медсестра, потом признавалась, что к Андерсу в кабинет пострадавшего едва ли не отконвоировала: тот упрямился и просил «вкатить ему обезболивающее, с царапинами он сам разберётся, а если с рукой завтра станет хуже, в клинику у дома подгребёт».
— Так и выразился, представляешь?! — шептала она с каким-то священным ужасом.
— А чего ты хочешь-то от байкера, всего в тату? — хмыкал в ответ Андерс.
Он, впрочем, тоже оказался под впечатлением: Фенрис (страховка у него, на удивление Андерса, была) с порога заявил ему практически то же самое.
— Снимите куртку, — предложил Андерс пациенту. И, наткнувшись на раздосадованный злой взгляд, пояснил, пряча ухмылку: — Во-первых, она грязная, а вы в медицинском, знаете ли, учреждении. Во-вторых, так будет удобнее сделать рентген. У вас может быть перелом.
Фенрис стиснул зубы и, всем своим видом показывая, что ни стыда у этих коновалов не осталось, ни совести, попытался выпутаться из одежды. Зашипел, крепко закусил губу и глянул на Андерса уже с откровенной ненавистью.
Врач поневоле развеселился. Хотя понять Фенриса он вполне мог: погода мерзкая, на дороге идиоты, или что там у него случилось — как пациент получил травму, Андерс пока не расспрашивал — врачи не лечат, а калечат, противный свет клиники режет глаза, а ещё травматолог, скотина, ну мог бы его не пытать, а?.. Но увы и ах, увы…
— Придётся резать, — произнёс Андерс с самым извиняющимся видом, на какой был способен. Дипломатично не уточняя, что именно резать — шмотки или сразу руку. Ладно, что там у него под косухой — если футболка, то полбеды, а если рукав длинный — наверняка ж не дастся даже закатать.
— Я тебя тогда сам порежу, х-хир-рург недоделанный, — зло прошипел неудачливый байкер, рывком выдираясь из куртки. Тут же, не сдержавшись, застонал, метнул в Андерса глазами ещё парочку огненных молний и медленно опустился на кушетку.
Футболка. Ура.
Андерс, вопреки относительно распространённому мнению о врачах, садистом не был. Но тут готов был стать. Идиот татуированный, таким рывком любой перелом можно усложнить!
— И что, стоило оно того? — поинтересовался он сквозь зубы. Пациент начал его раздражать. Что за ребячество, в конце концов! Если уж у тебя хватает денег на то, чтобы поддерживать мотоцикл в состоянии, необходимом для езды и падений, то уж и куртку новую купить сможешь. Или даже у какого-нибудь мастера эту отреставрировать. Андерс бы аккуратно разрезал. По швам. Тьфу ты.
А ведь не мальчик уже, судя по документам, четверть века через год справит.
Фенрис ещё разок стрельнул глазами — теперь, впрочем, получилось куда как менее впечатляюще. Больно тебе? А не будешь в следующий раз дураком.
— Не твоё дело, врач, — это самое «врач» парень выплюнул, как самое грязное из существующих ругательств, Андерс даже поморщился. — Я в регистратуре объяснил, что мне от вас всех тут надо. Какого хрена ты меня мучаешь?
Андерс резко встал. Делать этого, в общем-то, не стоило: перед глазами заплясали в темноте жёлтые звёздочки, но рассеялись быстро. Кажется, ему удалось и не покачнуться. Хорошо.
Рука у Фенриса висела плетью и распухла. Андерс медленно подошёл к нему, всё так же сидевшему на койке. Казалось, пациент в любую секунду мог дать дёру. Похоже, только боль, стремительно сменявшая адреналин, его и останавливала.
— Брыкаться будем? — Андерс едва удержался от издевательски-мурлыкающего тона. — У тебя явный перелом, — в конце концов, ему хамят напропалую, а значит, церемонии можно отбрасывать. — Поэтому будь умницей, дай дяде доктору выпнуть тебя на рентген. А потом — наложить гипс и ещё, кстати, проверить мозг на сотрясение. Хотя, судя по твоему поведению, в наличии необходимого для данной травмы органа я сомневаюсь. Ну?
Смуглокожий Фенрис едва заметно, но бледнел с каждым медицинским термином — «рентген», «гипс» и даже «проверить на сотрясение». И только к концу тирады тяжело вдохнул, уронил грязный шлем туда же, где сидел, на кушетку — мудак — и откинулся затылком на стену. Делай, мол, что хочешь. Ну и отлично.
Андерс даже удивиться успел немножко, но тут же отвлёкся на дела более насущные. То, что было у Фенриса с рукой, его удручало. Явное падение на прямую руку, перелом в дистальной трети, похоже, что обеих костей, и спасибо ещё, что закрытый. Зато понятно, с чего пациент бесился настолько откровенно. От боли при подобных переломах глаза из орбит вылезали.
— Что случилось-то? — в принципе, картина получения травмы (травм, считая ссадины) для Андерса была более или менее ясной, но спросить в любом случае следовало. Фенрис раздражённо дёрнулся. Понятно. Придётся пытать. Ладно-ладно, это Андерс так мысленно шутил.
Что ж. Укол обезболивающего ему вкатить нужно обязательно. Лирен, Лирен, где же ты…
Часы тоскливо отсчитывали время до пересменки. Алим, вредина, точно явится вовремя. Минута в минуту. Не раньше.
Андерс отошёл к селектору, коротко вызвал медсестру и уже приготовился долго и нудно выспрашивать об аллергиях на конкретные препараты, как вдруг услышал сзади хриплый, раздражённый и неожиданно очень несчастный голос:
— Заходил на поворот. А сзади на какой-то паршивой легковушке — какой-то паршивый пьяный ублюдок. Если бы я не полетел в кювет, то полетел бы на небеса. А теперь заткнись и делай уже, что надо.
Ага. Спасибо, разрешил.
Везучий сукин сын: после падений на поворотах зачастую тоже «летали на небеса». Хоук, копошась в таких своих «клиентах», вечно ругался, на чём свет стоит.
— Да? — Лирен деловито всунулась в кабинет, сходу оценила картину и зацокала каблуками к шкафам с обезболивающими.
Андерс наблюдал за ней, подошедшей к Фенрису со шприцем, почти с опаской. Отчего-то казалось, что при попытке засадить в него иглу он стукнет. А то и укусит.
Бред какой.
— Пожалуйста, встаньте, развернитесь спиной и оголите ягодицы, — деликатно, вежливо и холодно велела медсестра. Андерс не удержался от ухмылки, но быстро закусил губу. И отвернулся, догадываясь одним чутьём: если он будет смотреть, нормальный укол Лирен не сделает никогда.
Судя по паузе, а после — ворчанию и негромкому шороху за спиной, план удался. Или Фенрису было уже настолько больно и плохо, что спустить штаны он посчитал меньшим злом.
— А головой ты, получается, не ударился? — осторожно спросил Андерс, пока Лирен, судя по тишине, очень хладнокровно вводила иглу, а Фенрис явно с не меньшим хладнокровием терпел.
Шлем, в общем-то, был грязным, но целым. Фенрис помолчал какое-то время.
— Нет. Сгруппировался. Меня не тошнит, башка не кружится и всё такое. Нет у меня сотрясения, и нет, врач: там есть мозг.
Андерс против воли ухмыльнулся. Пациент начинал ему чем-то нравиться, хотя раздражение никуда не ушло.
Вообще-то за ним это водилось. Его так или иначе привлекали люди, которым хотелось сначала дать по морде, а потом обнять. Люди, с которыми можно было спорить до хрипоты и сжатых кулаков во время вполне дружеских посиделок. И в постели тоже — жёстко отыметь, или полностью отдаться во власть, а потом валяться и расслабленно-нежно гладить раскинувшееся рядом тело.