— Я так рада за тебя! — завизжала Джинни.
— Он несколько раз пытался признаться мне в любви, — слегка отрешённо сказала Гермиона. — Я не позволила.
— Почему? — восторг Джинни сменился печалью. Что-то в словах Гермионы нагоняло на неё грусть.
— Я целовалась с Ноттом.
Призналась, и пути назад нет. Теперь всё обрело поистине серьёзный оборот.
— Ты… Как? Когда это произошло? — Уизли-Поттер замерла, не донеся ложку с мороженым до рта.
— Впервые в четверг, в ресторане, когда мы оба вышли.
— Вот почему ты так быстро ушла, даже не попрощавшись?
— Да.
Джинни поставила ведёрко на стол, всем корпусом поворачиваясь к подруге.
— Это был не единственный раз?
Гермиона покачала головой.
— Ещё в пятницу и сегодня. Не знаю, что делать, — она схватилась руками за голову. — Я запуталась.
Бывшая Уизли вздохнула и придвинулась ближе к подруге. Она обняла её, и Грейнджер не сдержала слёз. Плакать в руках Джинни было сродни вернуться в детство, когда она так же мучилась из-за своих чувств к Рону. Только тогда было проще.
— Кто из них двоих тебе нравится? — тихим голосом спросила девушка, словно говорила с маленьким ребёнком.
— Оба, — сквозь слёзы сказала Грейнджер.
Уизли-Поттер вздохнула и погладила её по голове. Это было неправильно, она знала. Да Гермиона и сама это понимала, но сердцу не прикажешь. Что делать, когда оба заставляют её сердце биться чаще, а их слова могут растопить её, заставить таять и не иметь возможности здраво размышлять?
— Кто понравился тебе раньше?
— Тео, — Грейнджер вспомнила, как балдела от его аромата терпкого бергамота с восточными нотками и как пялилась на него, не в силах отвести взгляд.
— Хорошо… — протянула Джинни. — А кто зацепил тебя сильнее?
— Драко, — разве его ухаживания, совместно проведённые выходные и шептания ей на ухо могут не зацепить?
Гермиона разрыдалась ещё сильнее. Она ужасный человек! Так нельзя поступать!
— Ну всё, тише, моя хорошая, тише, — Уизли-Поттер успокаивала подругу, не переставая гладить её по голове. — Выпей вина, полегчает.
Грейнджер кивнула и взяла бокал, освобождаясь от объятий девушки. Алкоголь помог прийти в себя. Девушка отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок.
Раздался стук в дверь. Гермиона вышла из ванной и взглянула на Джинни. Та пожала плечами, мол, не знает, кто это может быть. Волшебница открыла дверь и издала истерический смешок. На пороге стоял Драко. Грейнджер пропустила его внутрь, закрывая дверь за его спиной.
— Уизлетта, — привычно поздоровался Малфой, увидев рыжую, и повернулся к Гермионе. — Извини, что так поздно. Завтра утром меня отправляют в Ливерпуль, там пройдёт матч по квиддичу, я должен присутствовать.
— Ты зашёл попрощаться? — спросила девушка, пытаясь понять, что она почувствовала, услышав о его отъезде.
— Да, что-то типа того. Не знал, что у тебя гости.
— Всё нормально, прощайтесь, — Джинни подняла руки в знак капитуляции и отправилась на выход, обняв Гермиону и шепнув ей, чтобы та не теряла времени.
— Я уже говорил, что она мне нравится? — усмехаясь, спросил Драко, когда дверь за рыжей закрылась. Он посмотрел на Гермиону и нахмурился, заметив покрасневшие глаза и влагу под ними. — Ты плачешь?
— Нет, это… Просто не хочу, чтобы ты уезжал, — выкрутилась она, сразу почувствовав себя паршиво из-за очередной лжи.
— Ну, детка, ты чего? Это всего на три дня. Ты и соскучиться не успеешь, — Драко обнял возлюбленную, умиляясь.
— Значит, мы не увидимся до пятницы?
— Я хотел предложить тебе остаться на ночь у меня, — сказал Малфой, нежно касаясь её щеки и убирая мешающую прядь волос. — Сможем провести побольше времени вместе.
Грейнджер задумалась. Отправиться к Драко звучало лучше, чем провести всю ночь, заливаясь слезами от не дающих покоя мыслей. Ей хотелось перестать думать о том, как ужасно она поступает хотя бы на несколько часов. Поэтому Гермиона кивнула.
— Тебе нужно подготовиться?
— Нет, можем аппарировать.
Драко кивнул и, взяв девушку за руку, перенёсся с ней в свою квартиру. Гермиона осмотрелась. Она представляла жильё Малфоя куда более вычурным, но то, что предстало перед её глазами несказанно удивило девушку. Минимализм. Чёткие геометрические линии, обилие света и отсутствие нефункционального декора. Гостиная, в которой они оказались, была выполнена с обилием чёрного цвета: ламинат, мебель, отделка люстры и даже шторы. Но, несмотря на тёмный цвет, это не выглядело мрачно, скорее элегантно. Окна выходили на солнечную сторону. По сути, эта квартира представляла собой роскошный гостиничный номер, полностью оборудованный для комфортной жизни.
Гермиона подошла к чёрному дивану, обитому велюром, провела рукой по спинке и подняла глаза на Драко. Он наблюдал за ней, не сводя глаз.
— Мне нравится, — лаконично ответила она на его незаданный вопрос. — Почему ты не живёшь в Мэноре?
Этот вопрос интересовал её давно. После смерти обоих родителей он остался единственным Малфоем, и было бы логично, если бы Драко поселился в своём родовом поместье и продолжил род, но в свои двадцать пять Малфой был холост и коротал дни в небольшой квартирке. Магловской, ко всему прочему.
— Там… тяжело, — запинаясь сказал он и отвёл взгляд, снова погружаясь в неприятные мысли. Мальчик, который когда-то кичился своим статусом и происхождением, кричал о том, что его отец узнает обо всём и тайком от всех ел сладости, заботливо упакованные и переданные вместе с совой матерью, остался один. И это было больнее, чем он мог себе представить.
Драко любил свою семью. Он устроил для отца достойные похороны, запретив журналистам приближаться, и заказал самый дорогой портрет во весь рост в надежде, что однажды тот заговорит. Люциус с портрета молчал по сей день…
Он до последнего выхаживал больную мать, поднимая на уши всех лучших колдомедиков страны, и не только своей. Покупал редкие снадобья, не смотря на их цену, платил огромные зарплаты лекарям, лишь бы они ни на минуту не оставляли попыток вылечить женщину, отказывался от сиделок, настаивая на том, что всё сделает сам. Но хвори, вызванные сердечными муками, так просто не вылечишь. Он похоронил её рядом с отцом и заказал такой же портрет, надеясь, что хотя бы мать захочет поговорить с ним. Но Нарцисса тоже молчала. Лишь тоскливо улыбалась каждый раз, когда Драко проходил мимо.
«Если мы погибнем, продолжай жить дальше, не цепляйся за прошлое, не ищи способы увидеть нас. Оставь прошлое в прошлом. Тебя ждёт лучшая жизнь. И помни: мы с папой любим тебя» — говорила его мать за несколько дней до битвы за Хогвартс. Она хотела, чтобы её сын жил дальше, а он цеплялся за воспоминания. И именно это было причиной того, что ни она, ни его отец не отвечали, когда он пытался заговорить с их портретами. Они давали ему возможность жить, не ища постоянно шанса пересечься с родителями. Драко понял это только тогда, когда пришёл в себя в больничной палате, с перевязанной рукой, с сухостью в горле, остро реагирующими на свет глазами и осознанием, что второй раз его могут и не спасти. Его жизнь могла оборваться вот так глупо. Один порез, и тебя нет. И ничего больше нет. Ни боли, ни слёз, но и счастья тоже нет. Друзей нет. Любви нет.
Стоит ли оно того?
Нет.
Драко точно понял это и больше не допускал подобных мыслей. А потом в его палату впустили Нотта и Забини, и они выбили всю дурь из его башки, хорошенько встряхивая и до хрипоты крича. И это то, что было ему нужно. Не успокоение, не жалость, а именно крик, который напомнил, что он живой и, всё-таки, кому-то нужен.
Его ладони коснулись тёплые пальчики, и уголки губ Драко приподнялись. Он перевёл взгляд на Грейнджер, и обеспокоенность, написанная на её лице, растопила его сердце.