Как пишет святитель Игнатий: «Давай при молитве самое благоговейное положение телу. Стой, как осужденный, с поникшею главою, не смея воззреть на небо, с опущенными вниз руками или сложив их сзади, как бы от связания веревками, как обыкновенно бывают связаны схваченные на месте преступления преступники. Звук голоса твоего да будет жалостным звуком плача, стоном уязвленного смертоносным орудием или терзаемого лютою болезнию»345.
Может казаться, что стоит принудить себя к проявлению внешних покаянных чувств — и по сродству души с телом они передадутся душе. И тогда покаяние, начавшись извне, погрузится внутрь сердца. Хотя и не стоит отрицать такого способа покаяния, но все же он недостаточен и, по-видимому, действен только для простецов, а для современного образованного человека все равно обратится в актерство.
Пожалуй, лучшее, что мы можем сделать в этом отношении — это утеснять тело, не давать ему вдоволь есть и спать. Через это злострадание и душа невольно смиряется. Но все же и этот путь несовершенен — можно быть великим постником и не иметь милости к людям, испытывать раздражительность и гнев.
Что же делать? Как вернуться к простоте покаяния? Как возбудить в себе реальные покаянные чувства?
Для этого надо понимать, что истинное покаяние — это образ мыслей и настроение чувств, в которых нельзя очутиться по желанию, но к ним надо прийти. Иными словами, покаяние есть определенное состояние души, к которому есть своя дорога и свой путь. Путь включает в себя не только регулярную исповедь у священника, но и повседневное делание за пределами чина исповеди. Деланием покаяния являются ежедневное самоукорение, кое для иноков дополняется откровением помыслов, хотя и мирянам сие не возбраняется.
Четвертый совет старцев: самоукорение
Покаяние дополняется всегдашним самоукорением. От этого и само покаяние усиливается и углубляется, а кроме того, душа приходит в смиренное состояние, потому что самоукорение противоборствует превозношению. Самоукорение — это базовый навык любого инока, без него смирение исчезает, не может задержаться в новоначальном, а без смирения не бывает преуспеяния в молитве.
У преподобного Макария смирение почти всегда идет рука об руку с самоукорением. Они у него, как сестры, и в письмах встречаются вместе. «Будь же благоискуснее, познавай коварства вражии и сопротивляйся оным смирением и самоукорением346», — пишет он монахине Августе. «Враг больше старается воздвигнуть брань… К отражению же козней его и нужно вящее смирение и самоукорение»347, — учит в другом письме. Игуменье Анатолии советует: «Смиряйтесь, укоряйте себя и кайтесь, и при исповеди от духовного отца просите прощения и разрешения»348. Старец ссылался на мнение преподобного Варсонофия Великого, говорившего, что есть три условия для преуспеяния, где бы кто ни жил, «и аще кто сохранит их, то может жить и между людьми, и в пустынях, и куда ни пойдет: укорять себя, оставить свою волю и иметь себя ниже всякой твари»349.
Самоукорение прилично во всех случаях немирствия с ближними, в ссорах и спорах, обидах, нанесенных ими, во всех горестных неожиданностях и происшествиях. «О смущениях и нетерпениях противу ближних одно средство: самоукорение, смирение и терпение»350, — замечает преподобный Макарий.
Преподобный Амвросий называет самоукорение одной из трех ступеней, ведущих к смирению, среди которых — познание своей немощи и терпение351. Он поясняет, в чем оно заключается: когда мы «во всех скорбных и неприятных случаях будем возлагать вину на себя, а не на других»352. Преподобный прямо связывает самоукорение с молитвой. Он учит в одном письме: «молиться потребно в самоукорении, да не заблудим от пути истинного»353, и в другом поясняет, что умная и сердечная молитва требует «безгневия, молчания и смиренного самоукорения во всяком неприятном случае»354.
Подобно ему учит и преподобный Анатолий (Зерцалов). Он призывает делать молитву «по силам, со смирением и самоукорением — и обыкнешь, и полюбишь ее так, что и насильно не оторвут от нее»355. Тот, кто творит умную молитву, особенно нуждается в самоукорении, и если молитва идет, надо постоянно укорять себя356. Ибо самоукорение охраняет молитвенника от превозношения, а значит, охраняет саму молитву.
Преподобный Иосиф чуть ли не в каждом письме твердит: «Смиряйся больше, себя укоряй и хуже всех считай — это выше всего»357; «укоряй себя больше, да смиряйся пред всеми… это покроет и восполнит недостатки твои»358. Он учил о соединении молитвы и самоукорения: «Если кого оскорбишь, хоть и не намеренно, а после помолишься за тех, это очень хорошо. Только в молитве себя больше укоряй»359. И предлагал молиться так: «Господи! Какая я великая грешница! Живу и только прогневляю Тебя, Милостиваго Владыку, грехами своими. Спаси меня, окаянную, имиже веси судьбами»360. Самоукорение, по словам старца, хранит от смущения как в повседневной жизни, так и на молитве. «Молитву Иисусову не забывай, старайся привыкать к ней, — пишет он. — Если по немощи развлечешься, то укори себя за это и опять принимайся за молитву»361.
Старец Варсонофий советовал укорять себя по поводу любых неисправностей. Вслед за преподобным Иоанном Лествичником он называет самоукорение «невидимым восхождением»362. Укорить себя проще, чем понести упрек брата, и потому надо всегда укорять себя, пока это не обратится в навык. На вопрос послушника Николая Беляева, как же себя укорять, старец дал очень простой рецепт — когда совесть заговорит и начнет обличать за наш проступок, надо только согласиться с ней и обратиться к Богу с молитвой о прощении363.
Впрочем, старец предупреждал, что подобное делание должно сопровождаться борьбой со страстями. Если мы самоохотно предаемся греху и надеемся, что самоукорение исходатайствует нам прощение, то тем самым только искушаем Бога, и никакой пользы от привычки охуждать себя не получим364. Вообще же, самоукорение вызывает духовный рост; старец сравнивал его с телесным питанием, говоря, что, принимая пищу, мы не знаем, как она усваивается, как перерабатывается, но только чувствуем, как укрепилось и наполнилось энергией наше тело. Вот и в духовной жизни мы питаемся самоукорением. По словам старца, самоукорение — это и есть смирение365. Он повторял за преподобным Иоанном Лествичником366, что смирение есть риза Божества, и мы касаемся этой ризы, только когда укоряем себя367.
Самоукорение хранит душу от смущения, ибо не всегда мы можем исполнить дело, как надо и как учат нас духовные отцы. Самоукорение примиряет человека с Богом, с самим собой и с ближними. Как и молитву, самоукорение можно иметь во всякое время и на всяком месте. В этом отношении оно удобнее откровения помыслов, но последнее имеет свою силу — через него изобличаются все каверзы врага, и душа освобождается от демонических приражений. Пятый совет старцев: откровение помыслов
«Ты выражаешь свое удивление, какая великая сила сокрыта в исповедании борющих помыслов. Не удивляйся этому. И самое монашество есть тайна, а откровение помыслов духовным отцам, как монашествующих, так и других лиц, составляет существенную часть таинства покаяния»368, — объяснял преподобный Амвросий силу откровения помыслов.
В Оптиной пустыни для очищения грехов и постоянного бдения над своим внутренним человеком иноки открывали помыслы старцам. Эта практика имеет важнейшее значение в деле молитвы. Откровение помыслов в монастырях составляет саму основу старчества.
Преподобный Иосиф объяснял чадам, что откровение помыслов есть древнее предание369. Уже упомянутая монахиня Магдалина однажды перестала открывать свои немощи в письмах, оправдывая себя тем, что настало время не спрашивать, а исполнять старческие советы. Этот ядовитый помысел старец обличил и сказал, что невозможно быть исправным пред Богом, а надо постоянно каяться и иметь откровение помыслов370. Преподобный Иосиф при наличии в монастыре трезвой старицы убеждал сестер обращаться к ней и открывать все помыслы371. Он пишет: кто потерял веру к духовной матери — тот пал372.