Страх делает людей, оказавшихся в безысходном положении, сильными: удар оказался таким мощным, что мантикора скорчилась от боли и, гневно рыча, скрылась в клубах голубого тумана. Воспользовавшись этим, несчастный юноша, не оглядываясь, быстро побежал прочь, словно Меркурий[23] на четырех ногах, и не останавливался, пока силы не оставили его. Вероятно, только благодаря удару посоха и быстрому бегу ему удалось выиграть время и спастись, но Куал был так напуган, что мечтал только о том, чтобы оказаться как можно дальше от Логовища Мантикоры. И через несколько дней он добрался до Утики с одной-единственной целью: оказаться на другом берегу моря, которое отделило бы его от того, что он увидел в пустыне, чем бы оно ни было.
Юноша закончил свой рассказ; мы все – я сам, Сервус и пять носильщиков – молчали, не отрывая от него взгляда. Даже Ситир Тра, обычно такая невнимательная, пристально смотрела на Куала, широко открыв глаза и не мигая. С одной стороны, весь его рассказ казался безумной фантазией, но с другой – этот пастух был человеком слишком недалеким, чтобы выдумать такую сложную историю. Я в задумчивости постучал пальцами по столу.
– Ну хорошо, – решил я наконец. – Или чудовище существует, или всей этой истории есть разумное объяснение. И если мы хотим получить ответ на этот вопрос, у нас есть только один выход: мы отправимся на юг, в то самое место, где находится Логовище Мантикоры.
– Ты принял скверное решение, доминус! – заныл Куал. – Чудовище, которое мне явилось, – это творение какого-то бога, ненавидящего людей. Мне каждую ночь снится его пасть с тремя рядами акульих зубов! Не отправляйся туда, доминус! Вы все там пропадете: и ты сам, и все, кто будет с тобой!
– Ты меня не понял, – прервал я его крики. – Ты возглавишь нашу процессию, потому что будешь нашим проводником. Кому же еще нас вести?
Услышав эти слова, Куал совершенно неожиданно разом заорал и подпрыгнул, а потом помчался к дверям. Чтобы удержать его, понадобилось множество рук – он отказывался подчиниться, визжал, ругался и брыкался как сумасшедший. На жалкой тряпке, прикрывавшей его срамное место, появилось мокрое пятно. Бедняга так бился, что я даже испугался, не причинит ли он себе какого-нибудь увечья. Ситир, наверное, пришла в голову та же самая мысль, потому что она подошла к пастуху и совершенно спокойно надавила своими железными пальцами на его шею. Куал тут же потерял сознание и погрузился в сладкое забытье.
– Что вы на меня уставились? – закричал я. – Захотели отведать моего кнута? Вперед!
Я никогда не буду утверждать, что путешествие в паланкине может доставлять удовольствие, но, пожалуй, это наименее обременительный вид транспорта. Я мог лежать на очень мягком матрасе, пока носильщики шагали размеренным шагом и по ровной дороге, и на крутых подъемах или спусках. Полог защищал меня от непогоды, а боковые занавеси были двойными: одни из тюля, а другие, плотные, из шерсти. Если я хотел наслаждаться солнечным светом, то закрывал только первые, а если меня одолевал сон, то задергивал вторые и спал в полумраке. Обычно я держал занавеси открытыми, хотя сельский провинциальный пейзаж не волновал меня и не вызывал восхищения. Сервус, Ситир и Куал шли пешком перед паланкином.
Какое ужасное место и какая жара! Самым необходимым оружием оказался веер. И вот досада – по возвращении в Рим я даже не смогу рассказать Кудряшу, что побывал в настоящей пустыне, с дюнами и пальмами. Нет. Рабы наместника уже предупредили меня, что местные жители называли пустыней любое место за городом, и эти пустоши были скучны, некрасивы и даже отдаленно не напоминали то, что мы, римляне, называем настоящей пустыней. Вокруг виднелись только колючки, сухая почва, какие-то кустики без цветов и русла умерших рек.
– Мне твои мысли известны, – закричал я с высот своего удобного паланкина, обращаясь к Куалу. – Ты хочешь сбежать от меня при первой же возможности. Но смотри, кто идет рядом с тобой: это ахия. Если ты сбежишь, я прикажу ей отправиться вдогонку и поймать тебя. А сам знаешь: ахии неустанны и непобедимы, как Ахиллес[24]. И к тому же они чуют страх издалека лучше любого волка. Она поймает тебя и приведет ко мне. А я тебя предупреждаю: за каждую попытку побега тебе по моему приказу отрубят один палец ноги.
На этой африканской дороге, раскаленной солнцем, обнаженное тело Ситир казалось еще прекраснее: гладкая кожа обтягивала упругие мышцы, а ягодицы казались твердыми, как мрамор.
23