— Туризм полностью иссяк. Я больше не мог играть на улице, и не мог получить настоящую работу без визы. Как обычно, у меня не было выбора. Мой сосед по комнате был из Америки, чьи родители предложили оплатить наши билеты на самолет обратно в Штаты, так что… вот так я и оказался в Южной Каролине.
— Ты любил ее?
Вопрос Рейн застает меня врасплох.
— Кого?
— Ну, соседку по комнате, — ее большие глаза сужаются до щелочек, когда она делает саркастические кавычки вокруг слов «сосед по комнате».
Я ненавижу то, как сильно мне это нравится.
— Нет, — честно признаюсь я, — а ты его любила?
— Кого?
Я кидаю взгляд на желтые буквы, красующиеся на ее вздернутых сиськах.
— Парень, у которого ты украла эту толстовку.
Взгляд Рейн падает на худи, и она встает, как вкопанная.
Думаю, что это — да.
Скрестив руки на логотипе группы, Рейн поднимает голову и смотрит на что-то вдалеке позади меня. Это напоминает мне, как она выглядела вчера, когда наблюдала за той семьей в парке.
Прямо перед тем, как она свихнулась на хрен.
Блять.
— Эй… слушай. Извини. Я не имел в виду…
— Это его дом.
— А?
Я следую за направлением ее взгляда, пока не оборачиваюсь и не вижу желтый фермерский дом с белой отделкой, стоящий примерно в сотне футов от дороги. Он лучше, чем у ее родителей и даже больше, но двор такой же заросший.
— Тот парень, что живет по соседству, да? — стараюсь, чтобы злость не звучала в моем голосе, но зная, что этот кусок дерьма, который расстроил Рейн, находится где-то внутри этого дома… прихожу в ярость.
Когда девушка не отвечает, я оборачиваюсь и вижу, что она стоит ко мне спиной. Опускаю свою подножку, готовясь преследовать ее задницу, если малышка снова решит удрать, но стук таблеток о пластик говорит мне, что Рейн никуда не собирается.
Она нашла другой выход.
Моя куколка сует себе в рот болеутоляющее и засовывает бутылку обратно в лифчик. Все это время я практически слышу, как кровь приливает к моим вискам.
Кем бы не был этот пацан, он умрет.
— Рейн, дай мне одну вескую причину, почему я не должен ворваться в этот дом, вытащить подонка за горло и заставить его съесть свои собственные пальцы после того, как отрежу их своим складным ножом.
Рейн издает печальный смешок и снова поворачивается ко мне лицом:
— Потому что он уехал.
Я шумно выдыхаю. Спасибо, блять.
— Он уехал со своей семьей несколько недель назад. Они хотели провести 23 апреля в Теннесси, откуда родом его родители, — усмехается Рейн и закатывает глаза.
23 апреля. Вот как его называют люди, когда не хотят произносить слово «апокалипсис». Как будто это гребаный праздник или что-то в этом роде.
Рейн смотрит на меня со смесью горя и ненависти в своих прищуренных глазах, и черт, — я знаю это чувство. Ненависть помогает пережить предательство. Или, по крайней мере, так было со мной.
А теперь я вообще этого не чувствую.
Перегнувшись через байк, обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе. Рейн наклоняется через кожаное сиденье, чтобы обнять меня в ответ. Кровь приливает к моим сердцу и члену. Все, что я хочу сделать — это целовать ее до тех пор, пока она не забудет о существовании этого идиотского фермерского мальчика, но не делаю этого. Не потому, что она слишком ранима. Просто боюсь — не смогу остановиться.
— Эй, посмотри на меня, — говорю, изо всех сил стараясь не вдыхать снова запах ее гребаных волос.
Две большие голубые радужки глядят на меня из-под двух испачканных черным век, и мольба, которую я вижу в них, заставляет мою душу болеть.
— Послушай профессионала в этом вопросе. Меня бросали столько раз… — я заставляю себя улыбнуться. — Все, что тебе нужно сделать, это сказать: «Пошли они на хрен» и двигаться дальше.
— Я не знаю, как это сделать, — глаза Рейн просят, умоляют о чем-то, что избавит ее от боли.
Узнаю этот взгляд, но даже не помню, каково это — чувствовать себя покинутым.
Потому что сейчас — я — тот, кто оставляет.
Боль даже не знает моего будущего адреса.
— Это очень просто, — я ухмыляюсь, — сначала ты говоришь: «Пошли они, — а потом добавляешь, — на хрен».
Рейн улыбается, и мой взгляд падает на ее губы. Они пересохли и распухли от едва сдерживаемого плача, и когда губки шепчут: «Пошли они на хрен», — клянусь, я чуть не кончаю в штаны.
— Хорошая девочка, — шепчу в ответ, не в силах оторвать взгляд от ее ротика. — А теперь пойдем подожжем его дом.
— Уэс! — вопит Рейн, шлепая меня по груди с едва заметной улыбкой. — Мы не будем поджигать дом.